Классические медиатеории: Маршалл Маклюэн. Маршалл Мак-Люэн - Понимание медиа: Внешние расширения человека Маклюэн медиа

Маклюэн (есть целые сайты, посвященные только ему - www.marshallmcluhan.com, www.mcluhanstudies.com ) как-то сказал своему другу и коллеге, что для сохранения хотя бы одного клочка цивилизаций прошлого (иудейско-греческо-римской-возрожденческой-просвещенческой), надо уничтожить все телевизоры. Эта фраза отражает конфликт, при котором новый тип медиа сметает основы цивилизаций прошлого, поскольку они были вербально ориентированными, а на смену им пришли визуальные механизмы, проводником которых стало телевидение.Торонтская школа, в числе основателей которой стоит и Маклюэн, по сути, попыталась поставить акцент не столько на содержании медиа, как это делают другие науки, включая журналистику или литературоведение, а на материальном носителе-передатчике, с помощью которого это содержание передается. И это позволило принципиально иначе взглянуть на коммуникацию. Более того, эту школу и трактовать можно как построенную не на доминировании содержания, а на доминировании формы передачи.Маклюэн писал тексты и давал интервью в стиле, соответствовавшем эпохе телевидения, о которой сам и говорил (см. книги: Мак-Люэн М. Галактика Гутенберга. Сотворение человека печатной культуры. - Киев, 2004; Маклюен Г.М. Понимание медиа. Внешние расширения человека. - М., 2003; McLuhan M. Understanding media. - Cambridge - London, 1994; McLuhan M. Understanding me. Lectures and interviews.- Cambridge, 2003 ). Он считал, что мир стал жить в рамках мозаичной культуры, примером чего являются теленовости, единственный объединяющий момент которых - то, что они произошли в один день и час.Это определенные самозамкнутые кусочки, которые должны были сложиться в единую мозаику. В интервью журналу Playboy (о ком еще из академических профессоров можно так сказать?) Маклюэн подчеркивал, что результативное изучение медиа имеет дело не только с содержанием медиа, но и с самими медиа, с культурными контекстами, в которых медиа функционирует (Essential McLuhan. Ed. by E. McLuhan, F. Zingrone. - New York, 1995, р. 236 ). Здесь же он акцентирует и свою базовую идею, что новые технологии являются продолжениями нашего тела, наших органов чувств.До прихода письменности человек жил в акустическом пространстве, его культура была устной. Главным средством являлась речь, и никто не знал больше других, поскольку не было индивидуализации и специализации. Устная культура всё делает одновременно. Акустическое пространство он описывает как не имеющее ни центра, ни границ.Потом начинается переход к визуальным формам - письму и печати. Фраза Маклюэна, что «западный человек был человеком Гуттенберга», означает: печать порождает всё то, что сформировало сегодняшний мир: национализм, реформацию и промышленную революцию.И тут особая роль принадлежит именно СМИ и новостному потоку, который они порождают. Книжную форму он трактует как частный голос, а вот пресса становится отражением коллективного мнения: «Книга - приватная исповедальная форма, которая представляет “точку зрения”. Пресса, в свою очередь, является групповой исповедальной формой, обеспечивающей сопричастность сообщества».Печать вызвала к жизни новый феномен, которого не было ни в античности, ни в средние века (McLuhan M. Understanding me. Lectures and interviews.- Cambridge, 2003, p. 83 ). Люди повернулись к самовыражению, к выделению себя среди других. В продолжение печати возникает ксерокопирование. Если в случае печати аудитория не включена в процесс издания, то теперь всё наоборот. Кстати, советский «самиздат» - часть этого же феномена.Близкие медиа начинают поддерживать друг друга. Приход телевидения, например, привел к удвоению тиражей новостных журналов. И Маклюэн видит следующее объяснение этому феномену: «Новостные журналы, исключительно мозаичные по своей форме, предлагают не окно в мир, как прежние иллюстрированные издания, но представляют корпоративные образы сообщества в его действии. Если зритель иллюстрированного журнала пассивен, то читатель журнала новостей активно вовлекается в процесс производства значений создания коллективного образа. Поэтому телевизионная привычка вовлечения в создание мозаичного образа чрезвычайно усилила привлекательность подобных новостных журналов, понизив в то же время интерес к более традиционным иллюстративным изданиям».Интересно и ново по сей день замечание Маклюэна о том, что человек устной культуры был более сложен эмоционально, поскольку западный человек является более гомогенизированным, в нём подавлены определенные эмоции, чтобы достичь практичности и результативности. В интервью Playboy он подчеркивал, что алфавит нейтрализовал всё разнообразие примитивных культур, переводя их сложности в простые визуальные формы.Еще одно известное разграничение Маклюэна на холодные и горячие средства коммуникации . По его определению, горячее средство исключает, а холодное включает. Горячее средство полностью заполняется информацией, поэтому не требует участия аудитории. Это фотография - в отличие от карикатуры, которая является холодным средством. В холодном средстве аудитории приходится быть активной. Холодные медиа дают меньшую определенность, что заставляет читателей/зрителей быть более активными.Опираясь на свою максиму, что средство (а не содержание) является сообщением, Маклюэн подчеркивает, что содержание играет подчиненную роль. Муссолини, Гитлер и Рузвельт поднимаются наверх в эпоху радио, как Кеннеди в эпоху телевидения. Отсюда, кстати, понятно, что Хрущев был более человеком телеэры, чем Брежнев, читающий по бумажке.В книге «Понимание медиа» Маклюэн дает следующее определение горячего средства: «Горячее средство - это такое средство, которое расширяет одно-единственное чувство до степени "высокой определенности"» (Маклюен Г.М. Понимание медиа. Внешние расширения человека. - М., 2003, c. 27 ). И далее: «Горячие средства характеризуются, стало быть, низкой степенью участия аудитории, а холодные - высокой степенью ее участия». Соответственно, отсталые страны являются холодными, развитые - горячими. Речь или телефон - это холодные средства коммуникации. Кино и радио - горячие.Совершенно понятно, что Маклюэн говорит всё это, отталкиваясь от своего основного понимания, что медиа - это расширение чувств человека. Идя таким, условно физиологическим путем, Маклюэн не нуждается в содержании передаваемого, его интересует общее функционирование. Именно Маклюэну отдает пальму первенства Маршалл По в отделении содержания от медиа (Poe M.T. A history of communications. - Cambridge, 2011 ). Это позволило совершено по-иному взглянуть на данную сферу.Маклюэн говорит в интервью Би-би-си, что книгу «Галактика Гуттенберга» он стал писать, когда прочел исследование о влиянии на африканцев печатного слова (McLuhan M. Understanding me. Lectures and interviews.- Cambridge, 2003 ). Кстати, идея о влиянии печати на формирование национализма и национальных государств, о котором потом написал Бенедыкт Андерсон, также принадлежит Маклюэну. И это вытекает из его представлений о том, что новостной поток отражает коллективные представления, в то время как книга отражала индивидуальную точку зрения.Визуальные механизмы он рассматривает как отрывающие мозг от других чувств, цитируя, к примеру, исследование, в котором утверждается: готическое письмо читается с большим трудом, словно оно предназначено для того, чтобы на него смотрели, а не читали.Фиксация визуального фактора имела очень серьезные последствия. Маклюэн пишет: «Гомогенизация людей и материалов составит суть программы Гуттенберговой эпохи, а также источник благосостояния и силы, неведомой никакой другой эпохе и технологии» (Мак-Люэн М. Галактика Гутенберга. Сотворение человека печатной культуры. - Киев, 2004, с. 191 ). То есть визуальные механизмы сделали нас более похожими. И это, несомненно, облегчает управление.Мы слабо представляем себе, как всё это функционировало в прошлом. Например, средние века не знали авторства в сегодняшнем понимании, не было понятия читающей публики. Рукописная книга медленно читалась и медленно обрабатывалась. Печатная книга стала первым унифицированным и воспроизводимым массовым товаром, создав прецедент, образец такого товара для будущего.Он видит роль печатного слова в том, что именно оно создало западную цивилизацию, включая Реформацию (McLuhan M. Understanding me. Lectures and interviews.- Cambridge, 2003, p. 60 ). Это такие особенности, как индивидуализм, частное мнение или собственный взгляд. Другие культурные формы (радио или рукопись) не поддерживают этих характеристик.Кстати, он считал, что письмо ввело линейность, что впоследствии отразится на последовательную организацию всей жизни человека. При этом линейность не присуща радио, кино и телевидению (McLuhan M. Understanding me. Lectures and interviews.- Cambridge, 2003, p. 36 ). И они снова поломали старые привычки, пришедшие с печатным миром.По его мнению, греки времен устной культуры плохо относились к прикладному знанию (Мак-Люэн М. Галактика Гутенберга. Сотворение человека печатной культуры. - Киев, 2004, c. 35 ). Он связывает это с тем, что прикладное знание немыслимо без однотипности и гомогенизации населения. Линейное письмо он видит как визуализацию невизуальных функций и отношений.Папирус позволил Риму воспользоваться всеми преимуществами алфавитного письма (Маклюен Г.М. Понимание медиа. Внешние расширения человека. - М., 2003, с. 162 ). Этот скачок в скорости и охвате пространства позволил, по его мнению, создать Римскую империю.Телевидение как холодное средство отвергает сформированные типажи (политика, доктора, юриста), поскольку аудитории в этом случае нечем их дополнить. Холодное средство требует работы зрителя. Кстати, Маклюэн дает следующее объяснение, почему нам интересны фильмы про бандитов и полицейских (McLuhan M. Understanding me. Lectures and interviews.- Cambridge, 2003, p. 78 ). И те, и другие по природе своей являются охотниками, а это наше далекое прошлое времен палеолита. То же самое касается фильмов о Джеймсе Бонде.Вьетнам был первой американской телевизионной войной. Предыдущие войны велись с помощью горячих медиа (кино, картины, фотографии, пресса) (McLuhan M. Understanding me. Lectures and interviews.- Cambridge, 2003, p. 156 ). Людей слишком сильно включили в эту войну, и они ее отвергли. Как видим, это еще одна интерпретация того факта, что выиграть войну не дало наличие телевидения.Писатель Честертон вводит Маклюэна в католицизм. Соответственно, есть работы, рассматривающие влияние католицизма на его медиатеорию. Здесь утверждается одна интересная мысль: если медиа являются месседжем, то содержанием становится пользователь. А теория коммуникации Маклюэна отражает не транспортацию, а трансформацию. Католицизм дает возможность совершать трансформацию.В целом следует признать, то аклюэн открывает принципиально новое направление. И не просто его открывает, он максимальным образом продвигает его вперед, сам становясь героем мира новостей, журналов и телевидения, то есть претворяя в жизнь те законы, которые сам же вводит и обсуждает. В пятидесятые он вёл семинары по коммуникации и культуре в Торонтском университете, которые финансировались Фондом Форда. И это тоже явилось, вероятно, одним из толчков к распространению его идей.

ТНЕ EXTENSIONS

ЦЕНТРФУНДАМЕНТАЛЬНОЙСОЦИОЛОГИИ

ПОНИМАНИЕ МЕДИА:

РАСШИРЕНИЯЧЕЛОВЕКА

Перевод с английского В. Т. Николаева

МОСКВА-ЖУКОВСКИЙ

KAHOH-ПРЕСС-lJ

кучково ПОЛЕ

УДК 316

ББК 60.55

Маклюан Г. М.

М15 Понимание Медиа: Внешние расширения чело­ века / Пер. сангл. В. Николаева; 3акл. ст. М. Ва­ вилова.- М.; Жуковский: «КАНОН-пресс-Ц., «Куч­ ково полеэ, 2003. - 464 с. (Приложение к серии «Публикации Центра Фундаментальной Социоло­ гии.).

ISBN 5·86090·102·Х

В первом приложении К нашей большой серии «Публиквции ЦФС. мы помещаем знаменитую и грандиозную по степени влияния на умы социальных мыслителей второй половины ХХ века работу замечательного канадского ученого и публициста Герберта Маршал­ ла Маклюэна «Понимвние медиа- , давно уже ожидаемую в русском

переводе.

Книга предназначена для социологов, социальных психологов и антропологов, культурологов, философов и всех изучающих эти дис­

УДК 316

ББК 60.55

Часть 1

альные последствия. Нас ... ""олько мало внимания таким ве-щам уделялос Ь В прошло м , видно из пугливого оцепене-

ния вызванного этой книгой У одного из ее редакторов.

Он в смятении заметил, что.материал в вашей книге нов

на 75 процентов. Книга, рассчитанная на успех, не можетосмеливаться более чем на 10 процентов новизны». В наше время, когда ставки необычайно выросли, а потребность в понимании следствий, вызванных расширениями чело­ века, становится с каждым часом все более настоятель­ ной, видимо, стоит пойти на такой риск.

В механическую эпоху, теперь уходящую в прошлое, многие действия могли совершаться без особых мер пре­ досторожности. Медленность движений гарантировала отсрочку ответного действия на немалый промежуток вре­ мени. Сегодня действие и ответное действие происходят почти одновременно. Мы на самом деле живем, так ска­ зать, мифически и интегрально, однако продолжаем мыс­ лить в соответствии со старыми, фрагментированными пространственными и временными образцами дозлектри­ческой эпохи.

Из технологии письменности западный человек почер­ пнул способность действовать, ни на что не реагируя. Вы­ годы такого фрагментирования самого себя видны на при­ мере хирурга, который был бы совершенно беспомощен,

окажись он по-человечески вовлечен в проводимую опе­

рацию. Мы овладели искусством проводить с полной отре­ шенностью самые опасные социальные операции. Однако наша отрешенность была позицией безучастности. В эпо­

ху электричества, когда наша центральная нервная систе­

ма, технологически расширившись вовне, вовлекает нас

в жизнь всего человечества и вживляет в нас весь челове­ ческий род, мы вынуждены глубоко участвовать в послед­ ствиях каждого своего действия. Нет более возможности

принимать отчужденную и диссоциированную роль пись­ менного человека Запада.

Театр Абсурда драматизирует эту дилемму, вставшую

в последнее время перед западным человеком - челове­

ком действия, который оказывается не вовлеченным в само действие. Таковы истоки и глубинные подтексты клоунов Сэмюэла Беккета. После трех тысяч лет специалистокого

Введение

взрыва и нарастания специализма и отчуждения в техно­ логических расширениях наших тел, наш мир благодаря драматическому процессу обращения начал сжиматься. Уплотненный силой электричества, земной шар теперь - не более чем деревня. Скорость электричества, собрав во­ едино во внезапной имплоаии-" все социальные и полити­ ческие функции, беспрецедентно повысила осознание че­ ловеком своей ответственности. Именно этот имплозив­ ный фактор меняет положение негра, тинэйджера и неко­ торых других групп. Они не могут и далее оставаться са­ модостаточными, в политическом смысле ограниченно­ го общения. Теперь они вовлечены в наши жизни, как и мы в их жизни тоже, и все это благодаря электрическим

средствам коммуникации.

Это Эпоха Тревоги, вызванная электрическим сжати­

ем, принуждающим к привязанности и участию невзирая ни на какие «точки зрения». Частный и специализирован­ ный характер точки зрения, сколь бы он ни был благород­ ным, не будет иметь в электрическую эпоху ровным сче­ том никакого значения. На уровне информации такое же опрокидывание произошло с заменой обычной точки зре­ ния инклюзивным" образом. Если девятнадцатый век был эпохой редакторского кресла, то наше столетие - век пси­ хиатрической кушетки". Как расширение человека, крес­ ло представляет собой специалистскую ампутацию ягодиц, своего рода отделительный абсолют заднего места, тогда как кушетка есть расширение всего существа. Психиатр использует кушетку, поскольку она отбивает соблазн к выражению частных точек зрения и устраняет потребность в рационализации событий.

Стремление нашего времени к цельности, эмпатии и глубине осознания - естественное дополнение к электри­ ческой технологии. Эпоха механической индустрии, кото­ рая нам предшествовала, считала естественным способом

самовыражения страстное утверждение частного взгляда. У каждой культуры и каждой эпохи есть своя излюблен­

ная модель восприятия и знания, которую они склонны

* в книге Маклюэна нет аппарата примечаний. Все примечания и ком­ ментарии принадлежат переводчику и помещены в конце книги.

Часть 1

предписывать всему и вся. Примета нашего времени - отвращение к насаждаемым образцам. Мы вдруг обнару­ живаем в себе страстное желание, чтобы вещи и люди проявляли себя во всей полноте. В этой новой установке можно найти глубокую веру- веру в высшую гармонию всего бытия. Именно в этой вере написана эта книга. Она

исследует очертания наших расширенных существ в на­ ших технологиях и ищет в каждой из них принцип понят­ ности. Будучи целиком уверенным в том, что можно до­ стичь такого понимания этих форм, которое позволило бы придать их применению упорядоченный характер, я взгля­

нул на них по-новому, приняв очень мало из того, что го­ворит о них конвенциональная мудрость. О средствах ком­ муникации можно сказать так же, как сказал Роберт Ти­ бодд-об экономических депрессиях: «Есть еще один до­ полнительный фактор, помогавший держать депрессии под контролем, и этот фактор - лучшее понимание их разви­ тия . Прежде чем приступить к исследованиюпроисхож­ дения и развития отдельных расширений человека, сле­ дует бросить взгляд на некоторые общие аспекты средств коммуникации,или расширенийчеловека, начав стого - так до сих пор и не объясненного - оцепенения, которое

вызывается каждым новым расширением в индивиде и обществе.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

СРЕДСТВО КОММУНИКАЦИИ ЕСТЬ СООБЩЕНИЕ

в такой культуре, как наша, издавна привыкшей рас­

щеплять и разделять вещи ради установления контроля над ними, люди иногда испытывают своего рода неболь­ шой шок, когда им напоминают, что на самом деле как с операциональной, так и с практической точки зрения сред­ ство коммуникации есть сообщение. А это всего лишь озна­ чает, что личностные и социальные последствия любого средства коммуникации - то есть любого нашего расши­ рения вовне - вытекают из нового масштаба, привноси­ мого каждым таким расширением, или новой технологи­ ей, в наши дела. Так, например, новые образцы челове­ ческих связей, возникающие вместе с автоматизацией, во­ истину несут с собой угрозу уничтожения рабочих мест. Это негативный результат. С позитивной же точки зре­ ния, автоматизация создает для людей роли, или, иначе говоря, воссоздает ту глубину вовлечения их в свою рабо­ ту и в связи с другими людьми, которая была разрушена нашей прежней механической технологией. Многие скло­ нялись к тому, что значением, или сообщением, машины является не она сама, а то, что человек с нею делает. С точ­

ки зрения того, как машина изменяла наше отношение

друг к другу и к самим себе, не имело ровным счетом ни­

какого значения, что именно она выпускала, кукурузные хлопья или «кадиллаки . Форма переструктурирования человеческой работы и ассоциации определялась процес­ сом фрагментации, составляющимсамую суть машинной технологии. Сущность автоматическойтехнологии проти­ воположна. Она в такой же степени глубоко интегральна и децентралистична,в какой машина в конфигурировании ею человеческих взаимоотношенийбыла фрагментарной, централистичной и поверхностной.

Часть 1

в этой связи может быть покавателен пример электри­ ческого света. Электрический свет - это чистая информа­ ция. Он представляет собой, так сказать, средство комму­ никации без сообщения, если только его не используют для оглашения какого-то словесного объявления или назва­ния. Этот факт, характеризующий все средства коммуни­ кации, означает, что «содержанием. любого средства ком­

муникации всегда является другое средство коммуника­

как письменное слово служит содержанием печати, а пе­ чать - содержанием телеграфа. Если спросят: «Что есть содержание речи?, - на это необходимо ответить: «Это действительный процесс мышления, который сам по себе невербалень , Абстрактная живопись представляет собой

прямое проявление творческих мыслительных процессов, как они могли бы проявиться В компьютерном проектиро­ вании. Что нас, однако, здесь интересует, так это психиче­ ские и социальные последствия конфигураций, или пат­

тернов, усложняющих или ускоряющих существующие

процессы. Ибо «сообщением» любого средства коммуника­ ции, или технологии, является то изменение масштаба, ско­ рости или формы, которое привносится им в человеческие дела. Железная дорога не привнесла в человеческое обще­

ство ни движения, ни транспорта, ни колеса, ни дороги, но

она ускорила прежние человеческие функции и укрупни­ ла их масштабы, создав совершенно новые типы городов и новые виды труда и досуга. И это происходило независимо от того, функционировала ли железная дорога в тропиче­ской или северной среде, и совершенно независимо от пе­ ревозимого по ней груза, или содержания железнодорож­ного средства сообщения", С другой стороны, самолет, по­ вышая скорость транспортировки, приносит с собой тен­ денцию упразднения железнодорожной формы города, политики и человеческих связей, причем совершенно неза­ висимо от того, для каких целей самолет используется.

Вернемся к электрическому свету. Используется ли свет для операции на мозг или освещения вечернего бейсболь­ ного матча- не имеет никакого значения. Можно было

бы утверждать, что эти виды деятельности являются в не­

котором роде «содержанием. электрического света, по­ скольку без электрического света они не могли бы суще­ ствовать. Этот факт всего лишь подчеркивает, что «сред­ ство коммуникации есть сообщениеэ , так как именно сред­

ство коммуникации определяет и контролирует масшта­ бы и форму человеческой ассоциации и человеческого дей­ ствия. Содержания, или способы применения таких средств столь же разнообразны, сколь и неэффективны в опреде­ лении формы связывания людей. На самом деле очень ти­

пично, что «содержание. всякого средства коммуникации скрывает от наших глаз характер этого средства. Только

сегодня отрасли промышленности стали сознавать раз­

личные виды бизнеса, которыми они занимаются. Лишь когда фирма «Ай-Би-Эмэ открыла, что ее делом является не изготовление офисного оснащения и канцелярской орг­ техники, а обработка информации, она начала продви­ гаться вперед с ясным пониманием своего курса. Компа­ ния «Дженерал Электрик» извлекает значительную частьсвоих прибылей из изготовления электрических ламп и систем освещения. Она - как и «Американ Телефон энд Телеграф.- еще не открыла для себя, что ее делом яв­ ляется перемещение информации.

Электрический свет ускользает от внимания как сред­

ство коммуникации именно потому, что у него нет «содер­ жания». И это делает его бесценным примером того, на­ сколько люди не заботятся об изучении средств как тако­ вых. Ибо до тех пор, пока электрический свет не начина­ ют использовать для оглашения какой-нибудь торговой мар­

ки, он как средство коммуникации остается незамеченным.

Но даже и тогда предметом внимания становится не сам свет, а его «содержание. (т. е. на самом деле другое средст­ во). Сообщение электрического света, подобно сообщению

электроэнергии в npомышленности, является целиком и пол­

ностью основополагающим, всепроникающим и децентра­ лизованным. Ибо электрический свет и электроэнергия от­ дельны от их применений, и, кроме того, они упраздняют временные и пространственные факторы человеческой ас­ социации, создавая глубинное вовлечение точно так же, как это делают радио, телеграф, телефон и телевидение.

Часть 1

Полное и исчерпывающее руководство по изучению рас­ ширений человека. можно было бы составить из фрагмен­ тов произведений Шекспира. Кто-то мог бы, поиграв сло­

вами, В шутку спросить, не о телевидении ли шла речь в

следующих знаменитых строках из «Ромео иДжильетты»:

Но тише! Что за свет блеснул в окне?. Оно заговорило. Нет, молчит".

В трагедии «Отелло»; которая, как и «Король Лирь , посвящена мукам людей, окааавшихся в плену иллюзий, есть следующие строки, свидетельствующие о том, что Шек­ спир предвосхитил своей интуицией преображающие воз­

можности новых средств коммуникации:

Приходится поверить в колдовство, Которым совращают самых чистых. Тебе, Родриго, ни о чем таком Читать не приходилось?"

В трагедии Шекспира «Троил. и Ерессидаь , которая по­

чти целиком посвящена психологическому и социально­

му изучению коммуникации, Шекспир оставляет свиде­

тельство понимания того, что подлинная социальная и

политическая ориентация зависит от предвосхищения по­ следствий нововведения:

Ведь зоркость государственных людей, Как Плутус, видит все крупинки злата, Спускается на дно глубоких бездн

И в мысли проникает, словно боги,

И рост их видит в темных колыбелях".

Растущее осознание того воздействия, которое средства

коммуникации оказывают совершенно независимо от сво­ его «содержвния е , или наполнения, проявилось в раз­драженной анонимной строфе:

Согласно современной мысли (если уж не в самом деле),

То, что не действует, - ничто. А посему считается за мудрость Описывать чесанье, а не зуд.

Тот же тип тотального, конфигурационного осознания,

открывающего нам, почему в социальном плане средство

коммуникации является сообщением, проявился в новей­ ших радикальных медицинских теориях. В книге «Жиз­ ненный стресс. Ганс Селье" рассказывает об испуге, охва­

тившем его коллегу по исследованиям, когда тот выслу­ шал теорию Селье:

«Когда он увидел меня, с увлечением погрузившегося

в очередное упоительное описание того, что мне довелось

наблюдать у животных, подвергаемых лечению теми или

иными нечистыми, токсичными веществами, он взглянул на меня отчаянно грустными глазами и с очевидной безы­ сходностью в голосе сказал: "Но, Селье, постарайтесь же

наконец понять, что вы делаете, пока еще не слишком поздно! Вы только что решили потратить всю свою жизнь на изучение фармакологии грязи!".

(Ганс Селье, «Жизненный стресс.. 10 )

Как Селье в своей «стрессовой» теории болезни обра­ щается к целостной ситуации окружающей среды, так и новейший подход к изучению средств коммуникации при­ нимает во внимание не только «содержание.., но также са­

мо средство коммуникации как таковое и ту культурную матрицу, в которой это конкретное средство функциони­ рует. Царившее до сих пор непонимание психических и

социальных последствий, вызываемых средствами комму­

никации, можно проиллюстрировать на примере почти лю­

бого из обывательских суждений.

Несколько лет назад генерал Давид Сарнофф ", прини­ мая почетнуюстепеньот Нотр-Дамскогоуниверситета,про­ изнес такие слова:"" Мы слишком предрасположены де­

лать технологические инструменты козлами отпущения за грехи тех, кто ими орудует. Продукты современной науки сами по себе ни хороши, ни плохи; их ценность определя­ ется тем, как они используются », Это глас современного сомнамбулизма. Представьте, что мы сказали бы: «Яблоч­ ный пирог сам по себе не хорош и не плох; его ценность определяется тем, как его используют . Или: «Вирус оспы сам по себе не хорош и не плох; его ценность определяется тем, как его используютв , Или, опять же: «Огнестрельное

Часть 1

оружие само по себе не хорошее и не плохое; его ценность определяется тем, какое ему дают применение . Иначе го­

воря, если пули попадаютв тех, в кого надо, огнестрельное оружие становится хорошим. Если телевизионный экран обстреливает нужными боеприпасами нужных людей, то он хорош. И тут я нисколько не передергиваю. Просто в утвержденииСарноффанет ничего, что выдержалобы про­ верку, ибо оно игнорирует природу средств коммуника­ ции- каждого по отдельности и всех вместе взятых- поистине на манер Нарцисса, зачарованного ампутацией и расширением собственного существа в новую техниче­ скую форму. Далее генерал Сарнофф разъяснил свое отно­ шение к технологии печати, сказав, что печать действи­ тельно пустила в оборот немало макулатуры, но в то же время распространила Библию и мысли пророков И фило­ софов. Генералу Сарноффу даже не приходило в голову, что любая технология может делать что-то еще, кроме как добавлять себя к тому, что мы уже собой представляем. Такие экономисты, как Роберт Тиболд, У. У. Ростоу И Джон Кеннет Гэлбрейт, уже много лет занимаются объяс­

нением того, почему «классичесная политэкономия. не мо­

жет объяснить изменение и рост. И парадокс механизации состоит в том, что хотя она сама по себе является причи­ ной максимального роста и изменения, лежащий в ее ос­

новании принцип исключает саму возможность роста или понимания изменения. Ибо механизация осуществляется

за счет фрагментации того или иного процесса и располо­ жения его фрагментированных частей в последовательный ряд. Между тем, как еще в восемнадцатом веке показал Давид Юм, простая последовательность не содержит в себе никакого принципа причинности. То, что одна вещь следу­ ет за другой, ровным счетом ничего не объясняет. Из сле­дования не следует ничего, кроме изменения. А потому ве­ личайшее из всех обращений"произошло с пришествием

электричества, которое положило конец последовательно­

сти, сделав вещи мгновенно-одновременными. С мгновен­ ной скоростью причины вещей вновь стали доходить до осознания, чего не было, когда вещи расставлялись в по­ следовательный ряд и, соответственно, составляли цепоч­ ку. Вместо вопрошания о том, что появилось раньше, ку-

Непосредственно перед тем, как самолет преодолевает звуковой барьер, на его крыльях становятся видны зву­ ковые волны. Неожиданная зримость звука, появляющая­ ся как раз тогда, когда звук заканчивается,- подходя­

щий пример для иллюстрации той великой формы (pattem) бытия, которая обнажает новые и противоположные фор­ мы в тот самый момент, когда прежние формы достигают своего наивысшего осуществления. Никогда фрагменти­ рованность и последовательность, свойственные механиза­

ции, не выражались так отчетливо, как при рождении ки­ но, т. е. в тот самый момент, который вывел нас за преде­ лы механизма и погрузил в мир роста и органической вза­ имосвязи. за счет простого ускорения механического дви­ жения кино перенесло нас из мира последовательностей и звеньевых соединений в мир творческой конфигурации и структуры. Сообщение такого средства коммуникации, как кино, - это сообщение о переходе от линейных соедине­ ний к конфигурациям. Именно этим переходом вызвано нынешнее совершенно справедливое наблюдение: «Если что-то работает, значит оно уже устарело . Когда далее на

смену механическим последовательностям кино приходит

скорость электричества, силовые линии в структурах и

средствах коммуникации становятся звучными и ясными.

Мы возвращаемся к инклювивной форме иконического об­

Перед высокоразвитой письменной и механизирован­ ной культурой кино предстало как мир восторжествовав­ ших иллюзий и грез, который можно купить за деньги. Именно в момент возникновения кино появился кубизм, и Э. Х. Гомбрих (в книге «Искисство и UЛJLюзuя. 1З) назвал его «самой радикальной попыткой искоренить двусмыс­

ленность и насадить единственное прочтение картины - прочтение ее как рукотворной конструкции, раскрашен­ ного холста . Ибо «точку вренияэ , или одну грань иллю­ зии перспективы, кубизм заменяет одновременным пред­ ставлением всех граней объекта. Вместо создания на хол­ сте специализированной иллюзии третьего измерения, ку­ бизм предлагает взаимную игру плоскостей и противоре-

16 Часть1

чие (или драматическийконфликт)форм, освещений, тек­ стур, который «растолковывает сообщение» посредством вовлечения. Многие считают это упражнением в рисова­ нии, а не в сотворении иллюзий.

Иначе говоря, представляяв двух измерениях внутрен­

нюю и внешнюю стороны, вершину, основание, вид сзади,

вид спереди и все остальное, кубизм отбрасывает иллю­

зию перспективыради мгновенногочувственноговосприя­ тия целого. Ухватившисьза мгновенноецелостное осозна­ ние, кубизм неожиданнооповестил нас о том, что средст­ во коммининацииесть сообщение. Разве не очевидно, что в тот самый момент, когда последовательностьуступает

место одновременности,человек оказываетсяв мире струк­ туры и конфигурации?Разве не то же самое произошло в физике, живописи, поэзии и коммуникации?Специализи­

рованные сегменты внимания перенеслись на тотальное

поле, и мы теперь совершенноестественноможем сказать: «Средство коммуникацииесть сообщение», До появления электрическойскорости и тотального поля то, что средст­ во коммуникацииесть сообщение, было не столь очевид­ но. Сообщением казалось «содержвниеь , и люди имели привычку спрашивать, например, о чем эта картина. Меж­

ду тем, им никогда не приходило в голову спрашивать, о чем эта мелодия, или о чем эти дом или одежда. В таких

вопросах люди сохраняли некоторое ощущение целостно­

го паттерна, т. е. формы и функции как единого целого. Однако в электрическую эпоху эта интегральная идея структуры и конфигурации возобладала настолько, что ее подхватила даже педагогическая теория. Вместо работы со специализированными арифметическими «задачами~, структурный подход прослеживает теперь силовые линии в числовом поле и побуждает маленьких детей размыш­

лять о теории чисел и «множествахь.

Кардинал Ньюмен":" как-то сказал о Наполеоне: «Он по­ нял грамматику порохаь , Наполеон уделял внимание и другим средствам коммуникации, особенно флажковому телеграфу, давшему ему огромное преимущество над вра­гами. Считается также, что именно он сказал: «Трех враж­ дебно настроенных газет следует бояться больше, чем ты­

сячи штыков ~ .

Алексис де Токвиль был первым, кто овладел грамма­ тикой печати и книгопечатания. Благодаря этому он су­ мел истолковать смысл грядущего изменения во Франции и Америке так, словно зачитывал вслух выдержку из вру­ченного ему текста. Фактически, девятнадцатый век во Франции и Америке потому и стал для Токвиля такой от­ крытой книгой, что он постиг грамматику печати. Крометого, он знал, где эта грамматика неприменима. Его спра­ шивали, почему он не написал книгу об Англии, хотя хо­ рошо ее знал и восхищался ею. На это он ответил:

«Нужно обладать незаурядной степенью философской глупости, чтобы считать себя способным за шесть месяцев составить суждение об Англии. Год всегда казался мне слишком коротким, чтобы правильно оценить Соединен­ ные Штаты, а ведь приобрести ясное и точное представле­ ние об Американском Союзе гораздо легче, чем о Велико­ британии. В Америке все законы вытекают внекотором смысле из одной линии мышления. Все общество базиру­ ется, так сказать, на одном-единственном факте; все выте­кает из одного-единственного принципа. Можно было бы сравнить Америку с лесом, через который проложено мно­жество прямых дорог, сходящихся в одной точке. Нужно лишь найти центр, и все становится ясно с одного взгляда. В Англии же тропинки петляют и перекрешиваются, итолько пройдя по каждой из них от начала до конца, мож­ но выстроить картину целого .

В ранней работе о Французской революции Токвиль объяснял, что именно печатное слово, достигшее в восем­ надцатом веке культурной насыщенности, гомогенизиро­вало французскую нацию. Французы стали похожи друг на друга от севера до юга. Книгопечатный принцип едино­образия, непрерывности и линейности переборол сложно­ сти древнего феодального и устного общества. Революциябыла совершена новыми литераторами и юристами.

В Англии же власть древних устных традиций обычно­ го права, поддерживаемая средневековым институтом Пар­ ламента, была настолько огромна, что ни единообразие, ни непрерывность новой визуальной печатной культуры никак не могли окончательно в ней возобладать. В итоге

Часть 1

в английской истории так и не произошло самого важно­ го для нее события, а именно английской революции, по­ добной революции во Франции. Американской революции не нужно было отвергать или искоренять средневековыеправовые институты, за исключением монархии. И, по мне­ нию многих, американское президентство стало гораздо бо­ лее личностным и монархичным, чем любая из существо­вавших европейских монархий.

Противопоставление Англии и Америки у Токвиля явно базируется на факте книгопечатания и печатной культу­ ры, порождающих единообразие и непрерывность. Анг­

лия, говорит он, отвергла этот принцип и цепко держа­ лась за динамичную, или устную традицию обычного пра­ ва. Отсюда непостоянство и непредсказуемость англий­ ской культуры. Грамматика печати не может помочь в истолковании сообщения, которое несут в себе культура и институты устного и неписьменного характера. Мэтью Арнольд"ёспреведливо определял английскую аристокра­ тию как варварскую, ибо ее власть и статус не имели ни­ чего общего с начитанностью или культурными формами книгопечатания. Герцог Глостерский говорил Эдуарду Гиббону 16 по случаю выхода в свет его книги «История упадка и разрушения Римской империи»: «Еще одна чертова жирная книга, а, мистер Гиббон? Всё пописываем, попи­ сываем, пописываем, а, мистер Гиббон? Токвиль был вы­ сокообразованным аристократом, вполне способным от­ страниться от ценностей и допущений книгопечатания. Поэтому только ОН один и понял грамматику книгопеча­ тания. Только так, стоя в стороне от какой бы то ни было

структуры или средства коммуникации, можно разгля­

деть присущие им принципы и силовые линии. Ибо каж­ дое средство коммуникации обладает способностью навя­ зывать излишне доверчивым свои допущения. Суть пред­ сказания и контроля состоит в умении избежать этого под­ порогового состояния нарциссического транса. И здесь ве­ личайшую помощь может оказать элементарное знание

того, что при контакте, как и при первых тактах мело­

дии, может немедленно возникнуть зачарованность.

«Поездка в Индию. Э. М. Форстера" - драматичное ис­ следование неспособности втиснуть устную и интуитивную

восточную культуру в рациональные, визуальные евро­ пейские формы опыта. «Рвционалъвоеь, разумеется, дол­ гое время означало для Запада «единообразное, непре­ рывное и последовательное . Иными словами, мы пере­ путали разум с письменностью,а рационализм - с одной­ единственной технологией. Поэтому обывательскому За­

паду в электрическую эпоху кажется, что человек стано­

вится иррациональным. В романе Форстера момент исти­ ны и освобождения от типографического транса Запада наступает в Марабарских пещерах. Рассудок Аделы Квес­

тед не может справиться с тем тотальным всепоглощаю­ щим полем резонанса, каким является Индия. После по­ сещения пещер: «Жизнь продолжалась как обычно, но в ней не было последствий: звуки не вызывали эха, а мы­ сли не двигались. Казалось, все было отрезано от своих корней и, следовательно, заражено иллюзией».

«Поездка в Индию» (это выражение было позаимство­ вано у Уитмена", видевшего Америку обращенной лицом к Востоку) - метафорический образ западного человека электрической эпохи, связанный лишь случайным обра­зом с Европой или Востоком. Мы поражены радикальным конфликтом между видом и звуком, между письменными и устными формами восприятия и организации существо­ вания. Поскольку понимание, как подметил Ницше, при­ водит к остановке действия, мы можем смягчить мучи­ тельную остроту этого конфликта, если поймем те средст­

ва коммуникации, которые расширяют нас вовне и вызы­

вают внутри и за пределами нас эти войны. Детрайбаливация"", вызванная письменностью, и ее

травматические последствия для племенного человека яв­ ляются темой книги «Африканский разум в здоровье и бо­ лезни. психиатра ДЖ. К. Карозерса". Значительная часть собранного им материала вошла в статью, опубликован­ ную в ноябрьском номере журнала «Психиатрия. за 1959 год 21 . О пять-таки, именно скорость электричества обнажила те силовые линии, которые тянутся из западной тех­ нологии в самые отдаленные уголки буша, саванны и пу­ стыни. Одним из примеров служит бедуин верхом на вер­ блюде с притороченным к седлу батареечным радиопри­ емником. Затопление туземцев потоками понятий, к при-

Часть 1

нятию которых их ничто не подготовило, - вот обычноевоздействие всей нашей технологии. Однако с появлением электрических средств коммуникации западный человек и сам переживает такое же наводнение, как и далекий ту­земец. Мы в нашей письменной среде подготовлены к встре­ че с радио и телевидением не более, чем туземец в Гане

готов справиться с письменностью, которая вырывает его из коллективного племенного мира и выбрасывает на мель индивидуальной изоляции. Мы в нашем новом электри­

ческом мире испытываем такое же оцепенение, какое испы­

тывает туземец при втягивании в нашу письменную и ме­

ханическую культуру.

Электрическая скорость смешивает доисторические культуры с горстками индустриальных торговцев, беспись­

менные культуры - с полуписьменными и послеписьмен­ными. Самым обычным результатом отрыва от корней и обрушивания потоков новых сведений и бесконечных но­ вых форм информации является душевный крах различ­ ной степени тяжести. Уиндхем Льюис"" сделал это темой своей серии романов, озаглавленной «Век человеческий». Первый из них, «День избиения младенцев», как раз по­

священ ускоряющемуся изменению, вызываемому сред­ ствами массовой информации, как своего рода массовому убийству невинных. В нашем мире по мере того, как мы все больше осознаем влияние технологии на формирова­

ние психики и психические проявления, мы утрачиваем всякую уверенность в своем праве кого бы то ни было в чем-то винить. Древние доисторические общества считают преступление, совершенное в состоянии ярости, достой­ ным сожаления. К убийце относятся так, как мы относим­ ся к жертве рака. <$ Как, должно быть, ужасно так себя чувствоваты , - говорят они. ДЖ. М. Синг" очень эффек­ тно воспользовался этой идеей в своем «Плейбое западно­ го мира»>.

Если преступник выглядит нонконформистом, неспо­ собным соблюсти те требования технологии, которые со­ блюдаем мы, ведя себя единообразно и постоянно, то на других людей, которые не могут приспособиться, пись­ менный человек весьма склонен смотреть как на нечто жалкое. В мире визуальной и книгопечатной технологии

жертвами несправедливости предстают прежде всего ребе­ нок, инвалид, женщина и цветной. С другой стороны, в культуре, которая предписывает людям роли, а не рабо­ чие места, карлик, косоглазый и ребенок создают свои собственные пространства. от них не ожидают, что они бу­ дут вписываться в какую-то единообразную и повторимую нишу, которая явно им не подходит. Взять хотя бы выра­ жение <$ЭТО мужской мир». Как количественное наблюде­ ние, бесконечно извергающееся из недр гомогенизирован­ной культуры, это выражение относится в этой культуре к

тем людям, которые должны стать гомогенизированными

Дагвудами", чтобы вообще к ней принадлежать. Именно в наших тестах IQ26 мы произвели величайший поток неза­ коннорожденных стандартов. Не сознавая своего книгопе­ чатного культурного крена, наши разработчики тестов при­ нимают допущение, что единообразные и постоянные при­

вычки служат признаком интеллекта, и тем самым упразд­

няют человека слышащего и осязающего.

Ч. П. Сноу В рецензии на книгу А. Л. Роуза о политике умиротворения и поездке в Мюнхен27 описывает высшииu уровень британских мозгов и опыта в 30-е годы. <$Коэффи­ циенты интеллекта у них были намного выше, чем обыч­ но бывает у политических боссов. Как же они допустили такую катастрофу? "> По мнению Роуза, с которым Сноу одобрительно соглашается, <$ОНИ не стали бы слушать пре­ достережений, ибо не желали ничего слышать». Их нена­ висть к красным не позволяла им истолковать суть Гитле­ ра. Но их неудача ничто по сравнению с той, которая по­ стигла нас сегодня. Американская ставка на письменность как технологию или единообразие, применяемые к каж­ дому уровню образования, управления, промышленности и социальной жизни, во всей своей полноте поставленапод угрозу электрической технологией. Угроза со сторо­ ны Сталина или Гитлера была внешней. Электрическая же технология хозяйничает у нас дома, а мы немы, глу­ хи, слепы и бесчувственны перед лицом ее столкновения с технологией Гутенберга, на основе и по принципу кото­рой сформировался весь американский образ жизни. Од­ нако не время предлагать стратегии, когда наличие этой угрозы еще даже не разглядели. Я нахожусь в положении

В первом приложении к нашей большой серии «Публикации ЦФС» мы помещаем знаменитую и грандиозную по степени влияния на умы социальных мыслителей второй половины ХХ века работу замечательного канадского ученого и публициста Герберта Маршалла Маклюэна «Понимание медиа», давно уже ожидаемую в русском переводе.

Книга предназначена для социологов, социальных психологов и антропологов, культурологов, философов и всех изучающих эти дисциплины.

ЧАСТЬ I

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА 1. СРЕДСТВО КОММУНИКАЦИИ ЕСТЬ СООБЩЕНИЕ

В такой культуре, как наша, издавна привыкшей расщеплять и разделять вещи ради установления контроля над ними, люди иногда испытывают своего рода небольшой шок, когда им напоминают, что на самом деле как с операциональной, так и с практической точки зрения средство коммуникации есть сообщение. А это всего лишь означает, что личностные и социальные последствия любого средства коммуникации - то есть любого нашего расширения вовне - вытекают из нового масштаба, привносимого каждым таким расширением, или новой технологией, в наши дела. Так, например, новые образцы человеческих связей, возникающие вместе с автоматизацией, воистину несут с собой угрозу уничтожения рабочих мест. Это негативный результат. С позитивной же точки зрения, автоматизация создает для людей роли, или, иначе говоря, воссоздает ту глубину вовлечения их в свою работу и в связи с другими людьми, которая была разрушена нашей прежней механической технологией. Многие склонялись к тому, что значением, или сообщением, машины является не она сама, а то, что человек с нею делает. С точки зрения того, как машина изменяла наше отношение друг к другу и к самим себе, не имело ровным счетом никакого значения, что именно она выпускала, кукурузные хлопья или «кадиллаки». Форма переструктурирования человеческой работы и ассоциации определялась процессом фрагментации, составляющим самую суть машинной технологии. Сущность автоматической технологии противоположна. Она в такой же степени глубоко интегральна и децентралистична, в какой машина в конфигурировании ею человеческих взаимоотношений была фрагментарной, централистичной и поверхностной.

В этой связи может быть показателен пример электрического света. Электрический свет - это чистая информация. Он представляет собой, так сказать, средство коммуникации без сообщения, если только его не используют для оглашения какого-то словесного объявления или названия. Этот факт, характеризующий все средства коммуникации, означает, что «содержанием» любого средства коммуникации всегда является другое средство коммуникации. Содержанием письма является речь, точно так же, как письменное слово служит содержанием печати, а печать - содержанием телеграфа. Если спросят: «Что есть содержание речи?», - на это необходимо ответить: «Это действительный процесс мышления, который сам по себе невербален». Абстрактная живопись представляет собой прямое проявление творческих мыслительных процессов, как они могли бы проявиться в компьютерном проектировании. Что нас, однако, здесь интересует, так это психические и социальные последствия конфигураций, или паттернов, усложняющих или ускоряющих существующие процессы. Ибо «сообщением» любого средства коммуникации, или технологии, является то изменение масштаба, скорости или формы, которое привносится им в человеческие дела. Железная дорога не привнесла в человеческое общество ни движения, ни транспорта, ни колеса, ни дороги, но она ускорила прежние человеческие функции и укрупнила их масштабы, создав совершенно новые типы городов и новые виды труда и досуга. И это происходило независимо от того, функционировала ли железная дорога в тропической или северной среде, и совершенно независимо от перевозимого по ней груза, или содержания железнодорожного средства сообщения.

Вернемся к электрическому свету. Используется ли свет для операции на мозг или освещения вечернего бейсбольного матча - не имеет никакого значения. Можно было бы утверждать, что эти виды деятельности являются в некотором роде «содержанием» электрического света, поскольку без электрического света они не могли бы существовать. Этот факт всего лишь подчеркивает, что «средство коммуникации есть сообщение», так как именно средство коммуникации определяет и контролирует масштабы и форму человеческой ассоциации и человеческого действия. Содержания, или способы применения таких средств столь же разнообразны, сколь и неэффективны в определении формы связывания людей. На самом деле очень типично, что «содержание» всякого средства коммуникации скрывает от наших глаз характер этого средства. Только сегодня отрасли промышленности стали сознавать различные виды бизнеса, которыми они занимаются. Лишь когда фирма «Ай-Би-Эм» открыла, что ее делом является не изготовление офисного оснащения и канцелярской оргтехники, а обработка информации, она начала продвигаться вперед с ясным пониманием своего курса. Компания «Дженерал Электрик» извлекает значительную часть своих прибылей из изготовления электрических ламп и систем освещения. Она - как и «Американ Телефон энд Телеграф» - еще не открыла для себя, что ее делом является перемещение информации.

Электрический свет ускользает от внимания как средство коммуникации именно потому, что у него нет «содержания». И это делает его бесценным примером того, насколько люди не заботятся об изучении средств как таковых. Ибо до тех пор, пока электрический свет не начинают использовать для оглашения какой-нибудь торговой марки, он как средство коммуникации остается незамеченным. Но даже и тогда предметом внимания становится не сам свет, а его «содержание» (т. е. на самом деле другое средство). Сообщение электрического света, подобно сообщению электроэнергии в промышленности, является целиком и полностью основополагающим, всепроникающим и децентрализованным. Ибо электрический свет и электроэнергия отдельны от их применений, и, кроме того, они упраздняют временные и пространственные факторы человеческой ассоциации, создавая глубинное вовлечение точно так же, как это делают радио, телеграф, телефон и телевидение.

Полное и исчерпывающее руководство по изучению расширений человека можно было бы составить из фрагментов произведений Шекспира. Кто-то мог бы, поиграв словами, в шутку спросить, не о телевидении ли шла речь в следующих знаменитых строках из

ГЛАВА 2. ГОРЯЧИЕ И ХОЛОДНЫЕ СРЕДСТВА КОММУНИКАЦИИ

«Взлет популярности вальса, - объяснял Курт Закс

«Всемирной истории танца»

Был следствием того страстного стремления к истине, простоте, близости к природе и первозданности, которым были наполнены последние две трети восемнадцатого столетия». В век джаза мы обычно не замечаем, что вальс возник как горячий и взрывной способ человеческого самовыражения, прорвавшийся сквозь формальные феодальные барьеры изысканных и хоровых танцевальных стилей.

Есть основной принцип, отличающий такое горячее средство коммуникации, как радио, от такого холодного средства, как телефон, или такое горячее средство коммуникации, как кино, от такого холодного средства, как телевидение. Горячее средство - это такое средство, которое расширяет одно-единственное чувство до степени «высокой определенности». Высокая определенность - это состояние наполненности данными. Фотография, с визуальной точки зрения, обладает «высокой определенностью». Комикс же - «низкой определенностью», просто потому что он дает очень мало визуальной информации. Телефон является холодным средством коммуникации, или средством с низкой определенностью, так как ухо получает скудное количество информации. Речь тоже является холодным средством с низкой определенностью, поскольку слушателю передается очень мало, и очень многое ему приходится додумывать самому. С другой стороны, горячие средства коммуникации оставляют аудитории не очень много простора для заполнения или довершения. Горячие средства характеризуются, стало быть, низкой степенью участия аудитории, а холодные - высокой степенью ее участия, или достраивания ею недостающего. А потому естественно, что горячее средство коммуникации, например радио, оказывает на пользователя совершенно иное воздействие, нежели холодное средство, например телефон.

Такое холодное средство коммуникации, как иероглифическое или идеографическое письмо, очень отличается по своим воздействиям от такого горячего и взрывного посредника, как фонетический алфавит. Алфавит, доведенный до высокой степени абстрактной визуальной интенсивности, превратился в книгопечатание. Печатное слово с присущей ему специалистской интенсивностью разрывает путы средневековых корпоративных гильдий и монастырей, создавая крайние индивидуалистические образцы предпринимательства и монополии. Между тем, когда крайности монополии вернули корпорацию с ее безличным владычеством над многими жизнями, произошло типичное обращение. Разогревание такого средства коммуникации, как письмо, до состояния воспроизводимой интенсивности, свойственного печати, привело к возникновению национализма и религиозным войнам шестнадцатого столетия. Тяжелые и громоздкие средства коммуникации - такие, как камень - связывают времена. Когда их используют для письма, они поистине очень холодны и служат соединению эпох, тогда как бумага представляет собой горячее средство, служащее горизонтальному соединению пространств, и здесь неважно, идет ли речь о политической империи или об империях развлечений.

Любое горячее средство коммуникации допускает меньшую степень участия по сравнению с холодным. Например, лекция обеспечивает меньшее участие по сравнению с семинаром, а книга - по сравнению с диалогом. С появлением печати многие прежние формы были исключены из жизни и искусства, а многие приобрели странную новую интенсивность. Между тем, наше время прямо-таки изобилует примерами проявления того принципа, что горячая форма исключает, а холодная включает. Когда столетие назад балерины стали танцевать на носочках, присутствовало ощущение, что искусство балета приобрело новую «духовность». С появлением этой новой интенсивности из балета были исключены мужские персонажи. Роль женщин также стала фрагментироваться с рождением промышленного специализма и взрывом домашних функций, что привело к возникновению на периферии сообщества прачечных, булочных и больниц. Интенсивность, или высокая определенность, порождает как в жизни, так и в сфере развлечений специализм и фрагментацию, и это объясняет, почему интенсивное переживание, прежде чем оно может быть «усвоено», или ассимилировано, должно быть «забыто», «подвергнуто цензуре» и редуцировано до весьма холодного состояния. Фрейдовский «цензор» - не столько моральная функция, сколько необходимое условие научения. Если бы нам приходилось полностью и непосредственно принимать каждый удар, наносимый по различным структурам нашего сознания, то скоро мы превратились бы в нервные развалины, постоянно все пересматривающие и ежеминутно судорожно жмущие на кнопки паники. «Цензор» оберегает нашу центральную систему ценностей, равно как и нашу физическую нервную систему, путем простого охлаждения наплыва всевозможных переживаний. Во многих эта система охлаждения вызывает пожизненное состояние психического

Пример разрушительного воздействия горячей технологии, приходящей на смену холодной, приводит Роберт Тиболд в книге

ГЛАВА 3. ОБРАЩЕНИЕ ПЕРЕГРЕТОГО СРЕДСТВА КОММУНИКАЦИИ В СВОЮ ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЬ

Решение использовать горячее печатное средство коммуникации вместо такого холодного и участного, как телефон, крайне неудачно. Принятию такого решения, несомненно, способствовала книжная склонность Запада к печатной форме, и основывалось оно на том, что печать безличнее телефона. В Москве печатной форме придается совершенно иное значение, чем в Вашингтоне. Равно как и телефону. Любовь русских к этому инструменту общения, столь созвучная их устным традициям, определяется тем богатым невизуальным вовлечением, которое он обеспечивает.

Русский пользуется телефоном для достижения такого рода эффектов, которые мы обычно связываем с энергичной манерой беседы любителя хватать собеседника за воротник, чье лицо находится от вас на расстоянии двенадцати дюймов.

И телефон, и телетайп как конкретизации бессознательной культурной предрасположенности Москвы, с одной стороны, и Вашингтона, с другой, служат приглашением к чудовищному взаимному недопониманию. Русский прослушивает комнаты с помощью жучков и шпионит ухом, находя это вполне естественным. Вместе с тем, его выводит из себя наша визуальная разведка; ее он считает совершенно противоестественной.

ГЛАВА 4. ВЛЮБЛЕННЫЙ В ТЕХНИКУ

НАРЦИСС КАК НАРКОЗ

Греческий миф о Нарциссе имеет прямое отношение к некоему факту человеческого опыта, на что указывает само слово «Нарцисс». Оно происходит от греческого слова

наркозис,

или «оцепенение». Юный Нарцисс принял свое отражение в воде за другого человека. Это расширение его вовне, свершившееся с помощью зеркала, вызвало окаменение его восприятий, так что он стал, в конце концов, сервомеханизмом своего расширенного, или повторенного образа. Нимфа Эхо попыталась завоевать его любовь воспроизведением фрагментов его речи, но безуспешно. Он был глух и нем. Он приспособился к собственному расширению самого себя и превратился в закрытую систему.

Итак, основная идея этого мифа в том, что люди мгновенно оказываются зачарованы любым расширением самих себя в любом материале, кроме них самих. Были даже циники, которые настаивали, что глубже всего мужчины влюбляются в женщин, возвращающих им их собственный образ. Но будь это даже так, мудрость мифа о Нарциссе ничего не сообщает о том, будто Нарцисс влюбился в нечто такое, что он считал самим собой. Очевидно, у него возникли бы совершенно иные чувства в отношении увиденного им образа, когда бы он знал, что тот является расширением, или повторением, его самого. Наверное, это очень показательно для специфического крена нашей крайне технологической и, следовательно, наркотической культуры, что мы долгое время интерпретировали историю Нарцисса так, будто он влюбился в самого себя и будто он действительно понимал, что отражение - это он сам!

С физиологической точки зрения, существует бесконечно много причин для расширения нас вовне, погружающего нас в состояние оцепенения. Такие исследователи-медики, как Ганс Селье и Адольф Йонас, считают, что все наши расширения - будь то в болезненном или здоровом состоянии - представляют собой попытки сохранить равновесие. Они рассматривают любое расширение нас вовне как «самоампутацию» и полагают, что тело прибегает к способности (или стратегии) самоампутации тогда, когда перцептуальная способность не может локализовать источник раздражения или как-то его избежать. В нашем языке есть много выражений, указывающих на такую самоампутацию, навязываемую нам различными давлениями. Мы говорим, что «желаем выпрыгнуть вон из кожи», что что-то «выскочило из головы», что кто-то «из ума выжил» или «вышел из себя». И мы часто создаем такие искусственные ситуации, которые соперничают с раздражениями и стрессами реальной жизни, но проявляются в контролируемых условиях спорта и игры.

Хотя объяснение человеческих изобретений и технологии никак не входило в намерения Йонаса и Селье, они предложили нам теорию болезни (дискомфорта), достаточно далеко идущую и объясняющую, почему человек вынужден расширять различные части своего тела вовне посредством своего рода самоампутации. При физическом стрессе, возникающем вследствие любой гиперстимуляции, центральная нервная система, чтобы защитить саму себя, прибегает к стратегии ампутации, или отделения причиняющего страдание органа, чувства или функции. Таким образом, стимулом к новому изобретению становится стресс увеличения скорости и возрастания нагрузки. Если взять, к примеру, колесо как продолжение ноги, то здесь непосредственным поводом для вынесения этой функции вовне, или «отделения» ее от наших тел, стало давление новых грузов, проистекающее из того ускорения обмена, которое было вызвано письменными и денежными средствами коммуникации. Колесо как контрраздражитель, возникший в ответ на возросшую нагрузку, порождает, в свою очередь, новую интенсивность действия, усложняя отделенную, или изолированную функцию (круговое движение ног). Такое усложнение нервная система может вынести лишь посредством притупления, или блокировки воcприятия. Таков смысл мифа о Нарциссе. Образ юноши - это самоампутация, или вынесение вовне, вызванное раздражающими давлениями. Как контрраздражитель, образ производит общее оцепенение, или шоковое состояние, снижающее способность к узнаванию. Самоампутация блокирует узнавание самого себя.

Принцип самоампутации как немедленного избавления от напряжения, обрушившегося на центральную нервную систему, можно применить в готовом виде к вопросу о происхождении средств коммуникации, от речи до компьютера.

ЧАСТЬ II

ГЛАВА 8. УСТНОЕ СЛОВО

ЦВЕТОК ЗЛА?

Вот как выглядят в напечатанном виде несколько секунд звучания популярного музыкального шоу:

Дейв Микки попеременно воспаряет ввысь, стонет, раскачивается, поет, солирует, говорит речитативом и носится туда-сюда, все время реагируя на собственные действия. Он движется целиком и полностью в устной, а не письменной сфере опыта. Именно так создается участие аудитории. Устное слово драматически захватывает все человеческие чувства, тогда как высокограмотные письменные люди склонны говорить как можно более связно и буднично. Чувственное вовлечение, естественное для культур, в которых письменность не является преобладающей формой опыта, проскальзывает иногда в туристических путеводителях, например, в следующем отрывке из путеводителя по Греции:

Там, где в культуре отсутствует тяжелый визуальный стресс, создаваемый письменностью, проявляется иная форма чувственного вовлечения и культурного оценивания, и в нашем путеводителе по Греции ей дается причудливое объяснение:

ГЛАВА 9. ПИСЬМЕННОЕ СЛОВО

ОКО ЗА УХО

Принц Модупе писал о том, как впервые столкнулся с письменным словом в дни своего пребывания в Западной Африке:

В разительном контрасте со страстной решимостью этого туземца находятся сегодняшние тревоги цивилизованного человека, связанные с письменным словом. Для некоторых жителей Запада письменное или печатное слово стало вещью очень осязаемой. И в самом деле, сегодня пишут, печатают и читают гораздо больше, чем когда-либо раньше. Но вместе с тем существует и новая электрическая технология, несущая угрозу этой древней технологии письменности, построенной на фонетическом алфавите. Оказывая содействие расширению нашей центральной нервной системы, электрическая технология, по-видимому, отдает предпочтение инклюзивному и участному устному слову в противовес специалистскому письменному. Наши западные ценности, строящиеся на письменном слове, уже подверглись ощутимому воздействию со стороны таких электрических средств коммуникации, как телефон, радио и телевидение. Наверное, именно поэтому многим высокообразованным людям в наше время оказывается довольно трудно анализировать этот вопрос, не впадая в моральную панику. Впридачу к тому есть еще одно обстоятельство, состоящее в том, что за всю более чем двухтысячелетнюю историю существования своей письменности западный человек так и не потрудился как следует изучить или понять роль фонетического алфавита в сотворении многих основополагающих образцов своей культуры. А потому может показаться, что теперь уже слишком поздно приступать к изучению этого вопроса.

Представьте себе, что вместо того, чтобы вывешивать звездно-полосатый флаг, нам приходилось бы писать слова «американский флаг» поперек куска ткани и вывешивать его. Хотя эти символы передавали бы одно и то же значение, производимый ими эффект был бы совершенно разным. Перевести богатую визуальную мозаику звездно-полосатого флага в письменную форму значило бы лишить его большинства качеств целостного образа и корпоративного опыта, хотя абстрактная буквальная привязка оставалась бы при этом во многом той же. Возможно, эта иллюстрация поможет нам наглядно представить, какого рода изменение переживает племенной человек, овладевая письменной грамотой. Из его взаимоотношений с социальной группой почти полностью изымается эмоциональное и корпоративное семейное чувство. Он обретает эмоциональную свободу, позволяющую ему обособиться от племени и стать цивилизованным индивидом, человеком визуальной организации, обладающим единообразными установками, привычками и правами наряду со всеми другими цивилизованными индивидами.

Греческий миф об алфавите гласил, что Кадм - царь, которому будто бы принадлежала заслуга введения в Греции фонетического алфавита, - посеял зубы дракона, и когда они взошли, из них вышли вооруженные воины. Как и любой другой, этот миф емко резюмирует продолжительный процесс в мгновенной вспышке озарения. Алфавит означал власть, авторитет и контроль военных структур, способных действовать на расстоянии. Сочетавшись браком с папирусом, алфавит возвестил о конце стационарных храмовых бюрократий и жреческих монополий на знание и власть. В отличие от доалфавитного письма, которым, со всеми его бесчисленными знаками, трудно было овладеть, алфавит можно было освоить за считанные часы. Приобретение столь экстенсивного знания и столь сложного умения, какие представляло доалфавитное письмо - применяемое к тому же к таким тяжеловесным материалам, как глина и камень, - гарантировало касте писцов монополию на жреческую власть. Более легкий для освоения алфавит и легкий, дешевый, транспортабельный папирус сообща привели к переходу власти от жреческого класса к военному. Все это предполагается в мифе о Кадме и зубах дракона, включая упадок городов-государств и рост империй и военных бюрократий.

ГЛАВА 10. ДОРОГИ И МАРШРУТЫ ДВИЖЕНИЯ БУМАГ

Пока не появился телеграф, сообщения не могли путешествовать быстрее посыльного. Прежде дороги и письменное слово были тесно взаимосвязаны. Только с пришествием телеграфа информация отделилась от таких твердых носителей, как камень и папирус, во многом так же, как раньше деньги отделились от кожи, драгоценного слитка и металлов, став, в конце концов, бумажными. Термин «коммуникация»

в широком смысле употребляли в связи с дорогами и мостами, морскими маршрутами, реками и каналами еще до того, как он стал в электрическую эпоху означать «движение информации». Нет, наверное, лучшего способа определить характер электрической эпохи, нежели изучить сначала, как сформировалось представление о транспортировке как коммуникации, а затем - как транспортировка грузов уступила место в этом представлении перемещению информации с помощью электричества. Слово «метафора» образовано от греческих слов

что значит «переносить через», или «перемещать». В этой книге нас интересуют все формы транспортировки грузов и информации - и в смысле метафоры, и в смысле обмена. Каждая форма транспорта не только переносит, но также переводит и трансформирует отправителя, получателя и сообщение. Использование любого средства коммуникации, или расширения человека, меняет не только пропорции между нашими органами чувств, но и формы (patterns) взаимозависимости между людьми.

Сквозной темой этой книги является то, что все технологии суть расширения наших физических и нервных систем, нацеленные на увеличение энергии (power) и повышение скорости. В сущности, если бы не происходило такого возрастания энергии и скорости, новые внешние расширения нас либо вовсе не появлялись бы, либо отбрасывались. Ибо в какой угодно группировке каких угодно компонентов повышение энергии или скорости уже само по себе есть распад, вызывающий изменение в способе организации. С повышением скорости движения информации вследствие внедрения бумажных сообщений и дорожного транспорта происходит изменение в социальных группировках и образование новых сообществ. Такое ускорение означает колоссальное возрастание контроля и распространение его на всё большие расстояния. Исторически это отразилось в образовании Римской империи и разрушении прежних городов-государств греческого мира. До тех пор, пока применение папируса и алфавита не дало толчок строительству скоростных дорог с твердым покрытием, огражденный стеною город и город-государство были вполне жизнеспособными естественными формами.

Деревня и город-государство в сущности своей являются формами, заключающими в себе все человеческие потребности и функции. С увеличением скоростей и, следовательно, возрастанием военного контроля на расстоянии город-государство потерпел катастрофу. Некогда все в себе заключавшие и самодостаточные, его потребности и функции обрели свое расширение в специалистских видах деятельности империи. Ускорение ведет к разделению функций - как коммерческих, так и политических, - но как только акселерация выходит за некоторый предел, она для любой системы становится разрушительной и катастрофической. Так, Арнольд Тойнби, обращаясь в книге

Ускорение создает структуру, которую некоторые экономисты называют структурой

Отсутствие гомогенности в скорости движения информации создает разнообразие форм организации. Но тогда вполне предсказуемо, что любое новое средство перемещения информации будет менять любую властную структуру, какая бы она ни была. Пока новое средство одновременно присутствует повсюду, сохраняется возможность, что структура будет изменена без разрушения. Там, где есть большие расхождения в скоростях движения - например, между воздушным и сухопутным путешествием или между телефоном и пишущей машинкой, - в организациях возникают серьезные конфликты. Метрополис нашего времени стал образцовым примером таких расхождений. Если бы гомогенность скоростей была тотальной, не было бы никаких бунтов и катастроф. Впервые политическое объединение на началах гомогенности стало возможно с появлением печати. В древнем Риме, однако, лишь легкая бумажная рукопись пробивала непроницаемость племенных деревень и уменьшала их обособленность, а когда прекратились поставки бумаги, дороги стали такими же пустынными, какими они были в наши дни после введения нормированной продажи бензина. Таким образом, возвратился старый город-государство, а место республиканства занял феодализм.

ГЛАВА 11. ЧИСЛО

ПРОФИЛЬ ТОЛПЫ

Гитлер сделал особое пугало из Версальского договора, поскольку тот вызвал дефляцию германской армии. После 1870 года щелкающие каблуками солдаты германской армии стали новым символом племенного единства и племенного могущества. В Англии и Америке то же чувство количественного величия, проистекавшее из голых числовых множеств, связывалось с лавинообразным выпуском промышленной продукции и статистикой благосостояния и производства: «миллион цистерн». Голые числовые множества, будь то в благосостоянии или в толпах, обладают непостижимой способностью создавать динамическое побуждение к росту и расширению. Элиас Канетти в трактате

«Масса и власть

» иллюстрирует глубокую связь между денежной инфляцией и поведением толпы. Он удивляется, что мы до сих пор так и не удосужились изучить инфляцию как феномен толпы, ибо она оказывает поистине всепроникающее воздействие на наш современный мир. Экономическую и популяционную инфляцию, видимо, должно бы было связать побуждение к неограниченному росту, внутренне присущее любому типу толпы, кучи или орды.

В театре, на балу, на футбольном матче, в церкви каждый индивид наслаждается присутствием всех остальных.

Удовольствие от пребывания в массах заключается в той радости от преумножения числа, наличие которой уже давно подозревали у грамотных членов западного общества.

В таком обществе отделение индивида от группы в пространстве (приватность), в мышлении («точка зрения») и в работе (специализация) пользовалось культурной и технологической поддержкой грамотности и сопутствовавшей ей галактики фрагментированных индустриальных и политических институтов. Вплоть до недавнего времени способность печатного слова создавать гомогенизированного социального человека неуклонно возрастала, порождая парадокс «массового сознания» и массовый милитаризм гражданских армий. Доведенные до своей механизированной крайности буквы, по-видимому, часто приводили к последствиям, прямо противоположным цивилизации, точь-в-точь как в былые времена нумерация разрушала племенное единство, о чем говорится в Ветхом Завете («И восстал сатана на Израиля, и возбудил Давида сделать счисление Израильтян»

На протяжении всей западной истории мы традиционно и справедливо считали буквы источником цивилизации и смотрели на свои литературы как на критерий цивилизованного достижения. Тем не менее на всем этом пути рядом с нами шествовал призрак числа, языка науки. Взятое само по себе, число столь же таинственно, как и письмо. Но если рассмотреть его как расширение наших физических тел, оно становится вполне понятным. Как письмо есть расширение и отделение самого нейтрального и объективного нашего чувства, а именно зрения, так и число есть расширение и отделение самой интимной и связующей нашей активности - нашего чувства осязания.

Эту способность к осязанию, которую греки называли «гаптическим» чувством, пропагандировала в 20-е годы в Германии Баухаузская программа чувственного воспитания через работы Пауля Клее, Вальтера Гропиуса

Маршалл Маклюэн. Понимание медиа: внешние расширения человека.

ГЛАВА 1. СРЕДСТВО КОММУНИКАЦИИ ЕСТЬ СООБЩЕНИЕ

В такой культуре, как наша, издавна привыкшей расщеплять и разделять вещи ради установления контроля над ними, люди иногда испытывают своего рода небольшой шок, когда им напоминают, что на самом деле как с операциональной, так и с практической точки зрения средство коммуникации есть сообщение. А это всего лишь означает, что личностные и социальные последствия любого средства коммуникации - то есть любого нашего расширения вовне - вытекают из нового масштаба, привносимого каждым таким расширением, или новой технологи- ей, в наши дела. Так, например, новые образцы человеческих связей, возникающие вместе с автоматизацией, воистину несут с собой угрозу уничтожения рабочих мест. Это негативный результат. С позитивной же точки зрения, автоматизация создает для людей роли, или, иначе говоря, воссоздает ту глубину вовлечения их в свою работу и в связи с другими людьми, которая была разрушена нашей прежней механической технологией. Многие склонялись к тому, что значением, или сообщением, машины является не она сама, а то, что человек с нею делает. С точки зрения того, как машина изменяла наше отношение друг к другу и к самим себе, не имело ровным счетом никакого значения, что именно она выпускала, кукурузные хлопья или «кадиллаки». Форма переструктурирования человеческой работы и ассоциации определялась процессом фрагментации, составляющим самую суть машинной технологии. Сущность автоматической технологии противоположна. Она в такой же степени глубоко интегральна и децентралистична, в какой машина в конфигурировании ею человеческих взаимоотношений была фрагментарной, централистичной и поверхностной.

В этой связи может быть показателен пример электрического света. Электрический свет - это

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || [email protected] 7-

чистая информация. Он представляет собой, так сказать, средство коммуникации без сообщения, если только его не используют для оглашения какого-то словесного объявления или названия. Этот факт, характеризующий все средства коммуникации, означает, что «содержанием» любого средства коммуникации всегда является другое средство коммуникации. Содержанием письма является речь, точно так же, как письменное слово служит содержанием печати, а печать - содержанием телеграфа. Если спросят: «Что есть содержание речи?», - на это необходимо ответить: «Это действительный процесс мышления, который сам по себе невербален». Абстрактная живопись представляет собой прямое проявление творческих мыслительных процессов, как они могли бы проявиться в компьютерном проектировании. Что нас, однако, здесь интересует, так это психические и социальные последствия конфигураций, или паттернов, усложняющих или ускоряющих существующие процессы. Ибо «сообщением» любого средства коммуникации, или технологии, является то изменение масштаба, скорости или формы, которое привносится им в человеческие дела. Железная дорога не привнесла в человеческое общество ни движения, ни транспорта, ни колеса, ни дороги, но она ускорила прежние человеческие функции и укрупнила их масштабы, создав совершенно новые типы городов и новые виды труда и досуга. И это происходило независимо от того, функционировала ли железная дорога в тропической или северной среде, и совершенно независимо от перевозимого по ней груза, или содержания железнодорожного средства сообщения5. С другой стороны, самолет, повышая скорость транспортировки, приносит с собой тенденцию упразднения железнодорожной формы города, политики и человеческих связей, причем совершенно независимо от того, для каких целей самолет используется.

Вернемся к электрическому свету. Используется ли свет для операции на мозг или освещения вечернего бейсбольного матча - не имеет никакого значения. Можно было

бы утверждать, что эти виды деятельности являются в некотором роде «содержанием» электрического света, поскольку без электрического света они не могли бы существовать. Этот факт всего лишь подчеркивает, что «средство коммуникации есть сообщение», так как именно средство коммуникации определяет и контролирует масштабы и форму человеческой ассоциации и человеческого действия. Содержания, или способы применения таких средств столь же разнообразны, сколь и неэффективны в определении формы связывания людей. На самом деле очень типично, что «содержание» всякого средства коммуникации скрывает от наших глаз характер этого средства. Только сегодня отрасли промышленности стали сознавать различные виды бизнеса, которыми они занимаются. Лишь когда фирма «Ай-Би-Эм» открыла, что ее делом является не изготовление офисного оснащения и канцелярской оргтехники, а обработка информации, она начала продвигаться вперед с ясным пониманием своего курса. Компания «Дженерал Электрик» извлекает значительную часть своих прибылей из изготовления электрических ламп и систем освещения. Она - как и «Американ Телефон энд Телеграф» - еще не открыла для себя, что ее делом является перемещение информации.

Электрический свет ускользает от внимания как средство коммуникации именно потому, что у него нет «содержания». И это делает его бесценным примером того, насколько люди не заботятся об изучении средств как таковых. Ибо до тех пор, пока электрический свет не начинают использовать для оглашения какой-нибудь торговой марки, он как средство коммуникации остается незамеченным. Но даже и тогда предметом внимания становится не сам свет, а его «содержание» (т. е. на самом деле другое средство). Сообщение электрического света, подобно сообщению электроэнергии в промышленности, является целиком и полностью основополагающим, всепроникающим и децентрализованным. Ибо электрический свет и электроэнергия отдельны от их применений, и, кроме того, они упраздняют временные и пространственные факторы человеческой ассоциации, создавая глубинное вовлечение точно так же, как это делают радио, телеграф, телефон и телевидение.

Полное и исчерпывающее руководство по изучению расширений человека можно было бы составить из фрагментов произведений Шекспира. Кто-то мог бы, поиграв словами, в шутку спросить, не о телевидении ли шла речь в следующих знаменитых строках из «Ромео и Джульетты»:

Но тише! Что за свет блеснул в окне?..
Оно заговорило. Нет, молчит6.
В трагедии «Отелло», которая, как и «Король Лир», посвящена мукам людей, оказавшихся в плену

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || [email protected] 8-

иллюзий, есть следующие строки, свидетельствующие о том, что Шекспир предвосхитил своей интуицией преображающие возможности новых средств коммуникации:
Приходится поверить в колдовство,
Которым совращают самых чистых.

Тебе, Родриго, ни о чем таком
Читать не приходилось?7
В трагедии Шекспира «Троил и Крессида», которая почти целиком посвящена психологическому и социальному изучению коммуникации, Шекспир оставляет свидетельство понимания того, что подлинная социальная и политическая ориентация зависит от предвосхищения последствий нововведения:
Ведь зоркость государственных людей,
Как Плутус, видит все крупинки злата,
Спускается на дно глубоких бездн
И в мысли проникает, словно боги,
И рост их видит в темных колыбелях8.
Растущее осознание того воздействия, которое средства коммуникации оказывают совершенно независимо от своего «содержания», или наполнения, проявилось в раздраженной анонимной строфе:
Согласно современной мысли
(если уж не в самом деле),
То, что не действует, - ничто.
А посему считается за мудрость
Описывать чесанье, а не зуд.

Тот же тип тотального, конфигурационного осознания, открывающего нам, почему в социальном плане средство коммуникации является сообщением, проявился в новейших радикальных медицинских теориях. В книге «Жизненный стресс» Ганс Селье9 рассказывает об испуге, охва- тившем его коллегу по исследованиям, когда тот выслушал теорию Селье:

«Когда он увидел меня, с увлечением погрузившегося в очередное упоительное описание того, что мне довелось наблюдать у животных, подвергаемых лечению теми или иными нечистыми, токсичными веществами, он взглянул на меня отчаянно грустными глазами и с очевидной безы- сходностью в голосе сказал: "Но, Селье, постарайтесь же наконец понять, что вы делаете, пока еще не слишком поздно! Вы только что решили потратить всю свою жизнь на изучение фармакологии грязи!"»

(Ганс Селье, «Жизненный стресс»10)
 Как Селье в своей «стрессовой» теории болезни обращается к целостной ситуации окружающей среды, так и новейший подход к изучению средств коммуникации принимает во внимание не только «содержание», но также само средство коммуникации как таковое и ту культурную матрицу, в которой это конкретное средство функционирует. Царившее до сих пор непонимание психических и социальных последствий, вызываемых средствами коммуникации, можно проиллюстрировать на примере почти любого из обывательских суждений.
Несколько лет назад генерал Давид Сарнофф11, принимая почетную степень от Нотр-Дамского университета, произнес такие слова: «Мы слишком предрасположены делать технологические инструменты козлами отпущения за грехи тех, кто ими орудует. Продукты современной науки сами по себе ни хороши, ни плохи; их ценность определяется тем, как они используются». Эго глас современного сомнамбулизма. Представьте, что мы сказали бы: «Яблочный пирог сам по себе не хорош и не плох; его ценность определяется тем, как его используют». Или: «Вирус оспы сам по себе не хорош и не плох; его ценность определяется тем, как его используют». Или, опять же: «Огнестрельное

оружие само по себе не хорошее и не плохое; его ценность определяется тем, какое ему дают применение». Иначе говоря, если пули попадают в тех, в кого надо, огнестрельное оружие становится хорошим. Если телевизионный экран обстреливает нужными боеприпасами нужных людей, то он хорош. И тут я нисколько не передергиваю. Просто в утверждении Сарноффа нет ничего, что выдержало бы проверку, ибо оно игнорирует природу средств коммуникации - каждого по отдельности и всех вместе взятых - поистине на манер Нарцисса, зачарованного ампутацией и расширением собственного существа в новую техническую форму. Далее генерал

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || [email protected] 9-

Сарнофф разъяснил свое отношение к технологии печати, сказав, что печать действительно пустила в оборот немало макулатуры, но в то же время распространила Библию и мысли пророков и философов. Генералу Сарноффу даже не приходило в голову, что любая технология может делать что-то еще, кроме как добавлять себя к тому, что мы уже собой представляем. Такие экономисты, как Роберт Тиболд, У. У. Ростоу и Джон Кеннет Гэлбрейт, уже много лет занимаются объяснением того, почему «классическая политэкономия» не может объяснить изменение и рост. И парадокс механизации состоит в том, что хотя она сама по себе является причиной максимального роста и изменения, лежащий в ее основании принцип исключает саму возможность роста или понимания изменения. Ибо механизация осуществляется за счет фрагментации того или иного процесса и расположения его фрагментированных частей в последовательный ряд. Между тем, как еще в восемнадцатом веке показал Давид Юм, простая последовательность не содержит в себе никакого принципа причинности. То, что одна вещь следует за другой, ровным счетом ничего не объясняет. Из следования не следует ничего, кроме изменения. А потому величайшее из всех обращений12 произошло с пришествием электричества, которое положило конец последовательно- сти, сделав вещи мгновенно-одновременными. С мгновенной скоростью причины вещей вновь стали доходить до осознания, чего не было, когда вещи расставлялись в последовательный ряд и, соответственно, составляли цепочку. Вместо вопрошания о том, что появилось раньше, ку-

рица или яйцо, внезапно пришло на ум, что курица - это план яйца по преумножению яиц. Непосредственно перед тем, как самолет преодолевает звуковой барьер, на его крыльях становятся видны звуковые волны. Неожиданная зримость звука, появляющаяся как раз тогда, когда звук заканчивается, - подходящий пример для иллюстрации той великой формы (pattern) бытия, которая обнажает новые и противоположные формы в тот самый момент, когда прежние формы достигают своего наивысшего осуществления. Никогда фрагментированность и последовательность, свойственные механизации, не выражались так отчетливо, как при рождении кино, т. е. в тот самый момент, который вывел нас за пределы механизма и погрузил в мир роста и органической взаимосвязи. За счет простого ускорения механического движения кино перенесло нас из мира последовательностей и звеньевых соединений в мир творческой конфигурации и структуры. Сообщение такого средства коммуникации, как кино, - это сообщение о переходе от линейных соединений к конфигурациям. Именно этим переходом вызвано нынешнее совершенно справедливое наблюдение: «Если что-то работает, значит оно уже устарело». Когда далее на смену механическим последовательностям кино приходит скорость электричества, силовые линии в структурах и средствах коммуникации становятся звучными и ясными. Мы возвращаемся к инклюзивной форме иконического образа.
Перед высокоразвитой письменной и механизированной культурой кино предстало как мир восторжествовавших иллюзий и грез, который можно купить за деньги. Именно в момент возникновения кино появился кубизм, и Э. X. Гомбрих (в книге «Искусство и иллюзия»13) назвал его «самой радикальной попыткой искоренить двусмысленность и насадить единственное прочтение картины - прочтение ее как рукотворной конструкции, раскрашенного холста». Ибо «точку зрения», или одну грань иллюзии перспективы, кубизм заменяет одновременным пред- ставлением всех граней объекта. Вместо создания на холсте специализированной иллюзии третьего измерения, кубизм предлагает взаимную игру плоскостей и противоре-

чие (или драматический конфликт) форм, освещений, текстур, который «растолковывает сообщение» посредством вовлечения. Многие считают это упражнением в рисовании, а не в сотворении иллюзий.
Иначе говоря, представляя в двух измерениях внутреннюю и внешнюю стороны, вершину, основание, вид сзади, вид спереди и все остальное, кубизм отбрасывает иллюзию перспективы ради мгновенного чувственного восприятия целого. Ухватившись за мгновенное целостное осознание, кубизм неожиданно оповестил нас о том, что средство коммуникации есть сообщение. Разве не очевидно, что в тот самый момент, когда последовательность уступает место одновременности, человек оказывается в мире структуры и конфигурации? Разве не то же самое произошло в физике, живописи, поэзии и коммуникации? Специализированные сегменты внимания перенеслись на тотальное поле, и мы теперь совершенно естественно можем сказать: «Средство коммуникации есть сообщение». До появления электрической скорости и тотального поля то, что средство коммуникации есть сообщение, было не столь очевидно. Сообщением казалось «содержание», и люди имели привычку спрашивать, например, о чем эта картина. Между

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || [email protected] 10-

тем, им никогда не приходило в голову спрашивать, о чем эта мелодия, или о чем эти дом или одежда. В таких вопросах люди сохраняли некоторое ощущение целостного паттерна, т. е. формы и функции как единого целого. Однако в электрическую эпоху эта интегральная идея структуры и конфигурации возобладала настолько, что ее подхватила даже педагогическая теория. Вместо работы со специализированными арифметическими «задачами», структурный подход прослеживает теперь силовые линии в числовом поле и побуждает маленьких детей размышлять о теории чисел и «множествах».

Кардинал Ньюмен14 как-то сказал о Наполеоне: «Он понял грамматику пороха». Наполеон уделял внимание и другим средствам коммуникации, особенно флажковому телеграфу, давшему ему огромное преимущество над врагами. Считается также, что именно он сказал: «Трех враждебно настроенных газет следует бояться больше, чем тысячи штыков».

Алексис де Токвиль был первым, кто овладел грамматикой печати и книгопечатания. Благодаря этому он сумел истолковать смысл грядущего изменения во Франции и Америке так, словно зачитывал вслух выдержку из врученного ему текста. Фактически, девятнадцатый век во Франции и Америке потому и стал для Токвиля такой открытой книгой, что он постиг грамматику печати. Кроме того, он знал, где эта грамматика неприменима. Его спрашивали, почему он не написал книгу об Англии, хотя хорошо ее знал и восхищался ею. На это он ответил:

«Нужно обладать незаурядной степенью философской глупости, чтобы считать себя способным за шесть месяцев составить суждение об Англии. Год всегда казался мне слишком коротким, чтобы правильно оценить Соединенные Штаты, а ведь приобрести ясное и точное представление об Американском Союзе гораздо легче, чем о Великобритании. В Америке все законы вытекают в некотором смысле из одной линии мышления. Все общество базируется, так сказать, на одном- единственном факте; все вытекает из одного-единственного принципа. Можно было бы сравнить Америку с лесом, через который проложено множество прямых дорог, сходящихся в одной точке. Нужно лишь найти центр, и все становится ясно с одного взгляда. В Англии же тропинки петляют и перекрещиваются, и только пройдя по каждой из них от начала до конца, можно выстроить картину целого».

В ранней работе о Французской революции Токвиль объяснял, что именно печатное слово, достигшее в восемнадцатом веке культурной насыщенности, гомогенизировало французскую нацию. Французы стали похожи друг на друга от севера до юга. Книгопечатный принцип едино- образия, непрерывности и линейности переборол сложности древнего феодального и устного общества. Революция была совершена новыми литераторами и юристами.

В Англии же власть древних устных традиций обычного права, поддерживаемая средневековым институтом Парламента, была настолько огромна, что ни единообразие, ни непрерывность новой визуальной печатной культуры никак не могли окончательно в ней возобладать. В итоге

в английской истории так и не произошло самого важного для нее события, а именно английской революции, подобной революции во Франции. Американской революции не нужно было отвергать или искоренять средневековые правовые институты, за исключением монархии. И, по мнению многих, американское президентство стало гораздо более личностным и монархичным, чем любая из существовавших европейских монархий.

Противопоставление Англии и Америки у Токвиля явно базируется на факте книгопечатания и печатной культуры, порождающих единообразие и непрерывность. Англия, говорит он, отвергла этот принцип и цепко держалась за динамичную, или устную традицию обычного права. Отсюда непостоянство и непредсказуемость английской культуры. Грамматика печати не может помочь в истолковании сообщения, которое несут в себе культура и институты устного и неписьменного характера. Мэтью Арнольд15 справедливо определял английскую аристократию как варварскую, ибо ее власть и статус не имели ничего общего с начитанностью или культурными формами книгопечатания. Герцог Глостерский говорил Эдуарду Гиббону16 по случаю выхода в свет его книги «История упадка и разрушения Римской империи»: «Еще одна чертова жирная книга, а, мистер Гиббон? Всё пописываем, пописываем, пописываем, а, мистер Гиббон?» Токвиль был вы- сокообразованным аристократом, вполне способным отстраниться от ценностей и допущений книгопечатания. Поэтому только он один и понял грамматику книгопечатания. Только так, стоя в стороне от какой бы то ни было структуры или средства коммуникации, можно разглядеть присущие им принципы и силовые линии. Ибо каждое средство коммуникации обладает способностью навязывать излишне доверчивым свои допущения. Суть предсказания и контроля

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || [email protected] 11-

состоит в умении избежать этого под-порогового состояния нарциссического транса. И здесь ве- личайшую помощь может оказать элементарное знание того, что при контакте, как и при первых тактах мелодии, может немедленно возникнуть зачарованность.
«Поездка в Индию» Э. М. Форстера17- драматичное исследование неспособности втиснуть устную и интуитивную

восточную культуру в рациональные, визуальные европейские формы опыта. «Рациональное», разумеется, долгое время означало для Запада «единообразное, непрерывное и последовательное». Иными словами, мы перепутали разум с письменностью, а рационализм - с одной-единственной технологией. Поэтому обывательскому Западу в электрическую эпоху кажется, что человек стано- вится иррациональным. В романе Форстера момент истины и освобождения от типографического транса Запада наступает в Марабарских пещерах. Рассудок Аделы Квестед не может справиться с тем тотальным всепоглощающим полем резонанса, каким является Индия. После посещения пещер: «Жизнь продолжалась как обычно, но в ней не было последствий: звуки не вызывали эха, а мысли не двигались. Казалось, все было отрезано от своих корней и, следовательно, заражено иллюзией».

«Поездка в Индию» (это выражение было позаимствовано у Уитмена18, видевшего Америку обращенной лицом к Востоку) - метафорический образ западного человека электрической эпохи, связанный лишь случайным образом с Европой или Востоком. Мы поражены радикальным конфликтом между видом и звуком, между письменными и устными формами восприятия и организации существования. Поскольку понимание, как подметил Ницше, приводит к остановке действия, мы можем смягчить мучительную остроту этого конфликта, если поймем те средства коммуникации, которые расширяют нас вовне и вызывают внутри и за пределами нас эти войны. Детрайбализация19, вызванная письменностью, и ее травматические последствия для племенного человека являются темой книги «Африканский разум в здоровы и болезни» психиатра Дж. К. Карозерса20. Значительная часть собранного им материала вошла в статью, опубликованную в ноябрьском номере журнала «Психиатрия» за 1959 год21. Опять-таки, именно скорость электричества обнажила те силовые линии, которые тянутся из западной технологии в самые отдаленные уголки буша, саванны и пустыни. Одним из примеров служит бедуин верхом на вер- блюде с притороченным к седлу батареечным радиоприемником. Затопление туземцев потоками понятий, к при-

нятию которых их ничто не подготовило, - вот обычное воздействие всей нашей технологии. Однако с появлением электрических средств коммуникации западный человек и сам переживает такое же наводнение, как и далекий туземец. Мы в нашей письменной среде подготовлены к встрече с радио и телевидением не более, чем туземец в Гане готов справиться с письменностью, которая вырывает его из коллективного племенного мира и выбрасывает на мель индивидуальной изоляции. Мы в нашем новом электрическом мире испытываем такое же оцепенение, какое испы- тывает туземец при втягивании в нашу письменную и механическую культуру.

Электрическая скорость смешивает доисторические культуры с горстками индустриальных торговцев, бесписьменные культуры - с полуписьменными и послеписьменными. Самым обычным результатом отрыва от корней и обрушивания потоков новых сведений и бесконечных новых форм информации является душевный крах различной степени тяжести. Уиндхем Льюис22 сделал это темой своей серии романов, озаглавленной «Век человеческий». Первый из них, «День избиения младенцев», как раз посвящен ускоряющемуся изменению, вызываемому средствами массовой информации, как своего рода массовому убийству невинных. В нашем мире по мере того, как мы все больше осознаем влияние технологии на формирование психики и психические проявления, мы утрачиваем всякую уверенность в своем праве кого бы то ни было в чем-то винить. Древние доисторические общества считают преступление, совершенное в состоянии ярости, достойным сожаления. К убийце относятся так, как мы относимся к жертве рака. «Как, должно быть, ужасно так себя чувствовать», - говорят они. Дж. М. Синг23 очень эффектно воспользовался этой идеей в своем «Плейбое западного мира»24.

Если преступник выглядит нонконформистом, неспособным соблюсти те требования технологии, которые соблюдаем мы, ведя себя единообразно и постоянно, то на Других людей, которые не могут приспособиться, письменный человек весьма склонен смотреть как на нечто жалкое. В мире визуальной и книгопечатной технологии

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || [email protected] 12-

жертвами несправедливости предстают прежде всего ребенок, инвалид, женщина и цветной. С другой стороны, в культуре, которая предписывает людям роли, а не рабочие места, карлик, косоглазый и ребенок создают свои собственные пространства. От них не ожидают, что они будут вписываться в какую-то единообразную и повторимую нишу, которая явно им не подходит. Взять хотя бы выражение «это мужской мир». Как количественное наблюдение, бесконечно извергающееся из недр гомогенизированной культуры, это выражение относится в этой культуре к тем людям, которые должны стать гомогенизированными Дагвудами25, чтобы вообще к ней принадлежать. Именно в наших тестах IQ26 мы произвели величайший поток незаконнорожденных стандартов. Не сознавая своего книгопечатного культурного крена, наши разработчики тестов принимают допущение, что единообразные и постоянные привычки служат признаком интеллекта, и тем самым упраздняют человека слышащего и осязающего.

Ч. П. Сноу в рецензии на книгу А. Л. Роуза о политике умиротворения и поездке в Мюнхен27 описывает высший уровень британских мозгов и опыта в 30-е годы. «Коэффициенты интеллекта у них были намного выше, чем обычно бывает у политических боссов. Как же они допустили такую катастрофу?» По мнению Роуза, с которым Сноу одобрительно соглашается, «они не стали бы слушать предостережений, ибо не желали ничего слышать». Их ненависть к красным не позволяла им истолковать суть Гитлера. Но их неудача ничто по сравнению с той, которая постигла нас сегодня. Американская ставка на письменность как технологию или единообразие, применяемые к каждому уровню образования, управления, промышленности и социальной жизни, во всей своей полноте поставлена под угрозу электрической технологией. Угроза со стороны Сталина или Гитлера была внешней. Электрическая же технология хозяйничает у нас дома, а мы немы, глухи, слепы и бесчувственны перед лицом ее столкновения с технологией Гутенберга, на основе и по принципу которой сформировался весь американский образ жизни. Однако не время предлагать стратегии, когда наличие этой Угрозы еще даже не разглядели. Я нахожусь в положении

Ольга Максимовна Корчажкина,
кандидат технических наук,
старший научный сотрудник
НИИ столичного образования МГПУ.

Аннотация
Очерк знакомит читателя с книгой «Понимание Медиа: Внешние расширения человека», наиболее известной работой «отца теории коммуникации» Маршалла Маклюэна, канадского философа и лингвиста. Основные положения книги рассматриваются в их связи с проблемами современного информационного общества.

Ключевые слова: медиа, сообщение, информационное пространство, информационное общество, средства коммуникации, среда, технологии.

Marshall McLuhan’s Message, or What the Great “Prophet of Toronto” Knew and What He Could Not Have Known

Abstract
The essay introduces the book “Understanding Media: the Extensions of Man”, the most famous work of the “father of communication theory” Marshall McLuhan, a Canadian philosopher and linguist. The main provisions of the book are considered as they relate to the problems of the modern information society.

Keywords: media, message, information space, information society, means of communication, medium, technology

В электрическую эпоху мы как свою кожу
носим на себе всё человечество.
Маршалл Маклюэн,
«Понимание Медиа: Внешние расширения человека»

Знаковая книга отца теории коммуникации современного информационного общества Маршалла Маклюэна «UnderstandingMedia : TheExtensionsofMan » увидела свет в 1964 году, в период создания компьютеров третьего поколения (1959-1971 гг.). К тому времени самыми значительным мировым достижением в области электронно-вычислительной техники явилась разработка американской компанией IBM компьютерной системы SABRE, включающей 360 объединённых в общую сеть многоцелевых компьютеров, выполненных на транзисторной элементной базе. В нашей стране к 1964 году в Институте точной механики и вычислительной техники АН СССР под руководством академика А.С. Лебедева была разработана и прошла межведомственные испытания первая отечественная ЭВМ «5Э92Б», созданная также полностью на полупроводниковой элементной базе. Эта ЭВМ представляла собой двухпроцессорный комплекс с общим полем оперативной памяти и быстродействием большого процессора 500 тыс. операций в секунду и малого – 37 тыс. операций в секунду. До изобретения персонального компьютера, созданного компанией IBM в 1981 году, оставалось около двадцати лет. И четверть века – до даты официального рождения Интернета, когда в 1989 году Тим Бернес-Ли, консультант по программному обеспечению Европейского совета по ядерным исследованиям (CERN) в Женеве, создал первый в мире web-сервер http и первый гипертекстовый web-браузер, известный как WorldWideWeb . Так возникло известное всем нынешним пользователям всемирной сети буквосочетание http :// www . Неполные сорок лет оставалось прожить мировому сообществу до официального объявления о вступлении в эру информатизации.

Имеющая в русском варианте название «Понимание Медиа: Внешние расширения человека» книга Маклюэна написана ярким, образным языком публициста, ведущего беседу с читателем. Книга содержит множество исторических и литературных отступлений, цитат в стихах и прозе, изобилует примерами из истории человечества и жизни отдельных личностей, наблюдениями, рассуждениями и предсказаниями автора.

О чём же хотел сказать нам с вами Маршалл Маклюэн более сорока лет назад? И о чём он не успел или не смог сказать? И что считать предвидением великого «пророка из Торонто», как нарекли Маклюэна сторонники его теории? Интуитивные рассуждения или догадки мудрого человека? Или наше понимание того, что «пророк» вовсе не имел в виду, или, по крайней мере, не мог знать применительно к нашим условиям, к будущему? А, может быть, он выступает источником истин, справедливых во все века, только в разное время им уготовано различное толкование? Как бы то ни было, идеи Маршалла Маклюэна, касающиеся «эпохи информации и программной продукции», или, как мы её сейчас называем – эпохи информатизации – обозначены в книге довольно чётко. Это позволяет сделать их краткий обзор и назвать, следуя метафорическому стилю самого автора, посланиями в XXI век .

До появления этой книги считалось, что уровень развития общества и производственных отношений в частности, всецело определяется уровнем развития производительных сил. Именно Маклюэн впервые заговорил о влиянии на все процессы, протекающие в обществе, характера средств коммуникации и степени их развития: «Настоящая книга, в которой предпринимается попытка понять многие средства коммуникации, конфликты, из которых они проистекают, и даже ещё более масштабные конфликты, которые ими порождаются, даёт обещание ослабить эти конфликты за счёт возрастания человеческой автономии» .
Основная идея книги – поиск ответа на вопрос, как достичь гармонии между человеком и средствами коммуникации и за счёт этого – стабильности в обществе и гармонии в человеке: «Мы вдруг обнаруживаем в себе страстное желание, чтобы вещи и люди проявляли себя во всей полноте. В этой новой установке можно найти глубокую веру – веру в высшую гармонию всего бытия. Именно в этой вере написана эта книга. Она исследует очертания наших расширенных существ в наших технологиях и ищет в каждой из них принцип понятности» . Далее эта мысль сжата автором до фразы «…политика и история должны быть переведены в форму «конкретизации человеческого братства» » .

Приводя выдержку из высказывания Папы Пия XII от 17 февраля 1950 года о том, что «будущее современного общества и стабильность его внутренней жизни зависят в значительной степени от сохранения равновесия между мощью технических средств коммуникации и способностью человека к индивидуальной реакции» , Маклюэн подчёркивал важность продолжения исследований в этом направлении. Социальные формы организации общества зависят от ресурсов этого общества: людских, материальных и технологических. Стабильность в обществе достигается развитием всех без исключения источников, в том числе средств коммуникации, поскольку они, являясь расширением человеческих чувств, или иначе, его психологического «я», «конфигурируют», по выражению Маклюэна, его сознание и опыт. Воздействие средств коммуникации на человека и общество состоит в создании особой новой атмосферы жизни человека, эволюция которой претерпевает несколько стадий. Она поначалу доводит человека до оцепенения, затем проводит через осознание ответственности за свои действия, возможность осуществления которых он получил с обретением новых технологий, и, в конце концов, человек начинает работать над достижением баланса, обретением пропорций между силой технологий и своими «расширенными» ощущениями. Именно такой ход эволюции взаимоотношений человека и технологий, как он считал, приведёт к гармонии в обществе.

Маклюэн неоднократно подчёркивал необходимость изучения средств коммуникации с помощью «новейшего подхода», который «принимает во внимание не только «содержание», но также само средство коммуникации как таковое и ту культурную матрицу, в которой это конкретное средство функционирует» . В культуре он видел источник разрешения конфликтов, вызванных засильем технологий: «…мы хотим обрести точку опоры в собственной культуре и нуждаемся в принятии отстранённой позиции по отношению к принуждению и давлению, которое оказывает на нас любая техническая форма человеческого самовыражения…» .

Призыв опираться на культуру – то есть на незыблемое, «инвариантное» в истории любого народа – при изучении быстро меняющихся технологий делает Маклюэна самым гуманистическим «технократом» нашего времени. А идеи, определяющие цель изучения средств коммуникации (для достижения гармонии в обществе) и условия этого изучения (культурно-исторический контекст), возводят Маклюэна в разряд наших самых современных современников.

Сейчас, в эпоху становления информационного общества принципы его формирования и развития находятся в поле внимания философов, историков, социологов, политиков и требуют совместных усилий всего мирового сообщества, которое, осознавая необходимость создания взаимоотношений нового типа в новой реальности, объявило эту задачу глобальной задачей нового тысячелетия. На Всемирной встрече на высшем уровне по вопросам информатизации общества в Женеве в 2003 году были приняты важные международные документы Декларация принципов «Построение информационного общества – глобальная задача в новом тысячелетии» и План действий . В них основное внимание уделено решению гуманитарных задач развития информационного общества, призванного обеспечить устойчивое развитие стран мира во всех сферах деятельности. Не об этом ли писал Маклюэн в своей книге сорок с лишним лет назад?

В первой главе «TheMediumistheMessage» («Средство коммуникации есть сообщение»), носящей «установочный» характер, Маклюэн излагает свою философскую концепцию, которая базируется на убеждении в необходимости изучить «сообщение», посылаемое нам средствами коммуникации. Цель этого изучения – более детальное понимание средств коммуникации, ибо только это может привести нас к осмыслению того, куда движется человеческое общество. В подтверждение своей мысли автор приводит слова Э. Дж. Либлинга из книги «Пресса»: «человек не свободен, если не может видеть, куда он идёт, пусть даже у него есть ружьё, которое поможет ему туда добраться» .

Название этой главы «Средство коммуникации есть сообщение» отражает точку зрения Маклюэна на важность и ценность коммуникации как для отдельного человека, так и для всего человеческого общества. Однако, употребляя слово message с определённым артиклем и с заглавной буквы theMessage (а не amessage ), учёный подчёркивает, что это не просто сообщение , а некое особое, уникальное послание, основная идея , миссия , поручение , которое средство коммуникации доносит до человека благодаря своим особым характеристикам. По мысли Маклюэна средства коммуникации влияют на общество не содержанием сообщений, передаваемых с помощью этих средств, а своими характеристиками, которые меняются с развитием технологий. Это является ключевым положением теории коммуникации Маклюэна: каждое вновь рождённое средство коммуникации, предоставляя человеку дополнительные возможности, «расширяя вовне» его органы чувств, является продолжением человека, его нервной системы: «Воздействие технологии происходит не на уровне мнений или понятий; оно меняет чувственные пропорции, или образцы восприятия, последовательно и без сопротивления» .

Маклюэн делит все средства коммуникации на три вида – домеханические, механические и электрические. В соответствии с каждым видом средств коммуникации он выделяет эпоху, где наблюдается главенство именно этого средства. Причём последний набор средств (телефон, телеграф, радио, кинематограф, телевидение и автоматизация) формирует электрическую эпоху, которую он называет также электронной, или эпохой освещения. В этой последней эпохе Маклюэн обращает особое внимание на свет как «неспециалистский вид энергии или силы, тождественный информации и знанию» . И далее: «электричество есть чистая информация, которая в реальной практике освещает всё, к чему бы она ни прикасалась» . Электричество, свет как источник чистой информации определяет характеристики всех последующих средств коммуникации.

Приоритетным средством коммуникации в 60-е годы ХХ века совершенно справедливо считается телевидение и созданная им «глобальная сеть» человеческого взаимодействия . Маклюэн также называл эпоху, в которую он писал свою знаменитую книгу, эпохой телевидения (на это указывает его ремарка «…мы, живущие в эпоху телевидения…» в рассуждениях о «горячих» и «холодных» технологиях ). А зарождающееся тогда ещё совсем новое средство коммуникации – компьютер как компонент ещё более глобальной сети Маклюэн описывал очень осторожно, хотя многие его мысли относительного будущего периода «электрической эпохи» сформулированы весьма определённо и оказались в той или иной степени пророческими. Делая во второй части книги исторический обзор средств коммуникации (главы с 8 по 33), учёный заканчивает своё описание не телевидением , а автоматизацией , называя необходимыми компонентами последней сервомеханизм и компьютер .

Неожиданно злободневными выглядят предостережения учёного о болезненной зависимости человека от средств коммуникации: «…каждое средство коммуникации обладает способностью навязывать излишне доверчивым свои допущения» . Это пристрастие Маклюэн называет «нарциссическим трансом» или «оцепенением», в которое может впадать человек при восприятии действительности с помощью почти безграничных возможностей своих органов чувств, «расширенных вовне» новыми средствами коммуникации. Он говорит об оцепенении как о необъяснимом явлении, «которое вызывается каждым новым расширением в индивиде и обществе» и о необходимости преодолеть это «подпороговое» состояние: «И здесь величайшую помощь может оказать элементарное знание того, что при контакте, как и при первых тактах мелодии, может немедленно возникнуть зачарованность» .

Когда ещё не могли существовать такие психические заболевания, вызванные уходом в виртуальный мир, как Интернет-зависимость или компьютерная игромания, в примерах влияния на психику человека более ранних и простых визуальных средств коммуникации – кинематографа или телевидения – Маклюэну удалось увидеть угрозу молодому поколению: «Молодые люди, пережившие первое телевизионное десятилетие, естественным образом впитали в себя неудержимую страсть к глубокому вовлечению, заставляющему все отдалённые визуализируемые цели обычной культуры казаться не только нереальными, но и нерелевантными, и не просто нерелевантными, а безжизненными» .

Эта угроза, скрываясь в бесконечном видеоряде оторванных от реальности мелькающих образов, безмерно умножается с усложнением технологий и соответствующим «охлаждением» средств коммуникации, требующих всё большего вовлечения интеллекта и психики человека при их использовании. Объяснение этому явлению даётся во второй главе книги, названной «Горячие и холодные средства коммуникации». Феномен телевидения, самого «холодного» средства коммуникации во времена Маклюэна, объясняется им очень просто: «Горячие средства характеризуются … низкой степенью участия аудитории, а холодные – высокой степенью её участия» . По Маклюэну получается, что чем «холоднее» средство коммуникации, тем большую угрозу для впадения человека в «нарциссический транс» оно собой представляет, поскольку предполагает более высокую степень вовлечённости, захваченности всех уровней интеллекта и психики человека.

Каким же средством коммуникации – горячим или холодным – является современный компьютер? Какую степень вовлечённости пользователя он предполагает? Это средство коммуникации за счёт своих мультимедийных, интерактивных свойств обладает довольно протяжённым «диапазоном температур», воздействующих на разные чувства, уровни психики и интеллектуальные характеристики человека. В самой «холодной» части спектра «рабочего диапазона» компьютера находятся виртуальные миры и среды, компьютерные игры и Интернет, поскольку именно эти виды деятельности требуют от пользователя самого непосредственного отклика, участия и буквально затягивают его в свои бездны. Более «горячие» области предполагают меньшую вовлечённость человека, особенно на уровне его нервной системы и психики, тем более, что «появилась возможность программировать такие пропорции между чувствами, которые приближаются к состоянию сознания» . Этим рассуждением Маклюэн подчёркивает различие между вовлечением психики и вовлечением интеллекта человека в «температурные» области средств коммуникации: чем больше задействовано сознание человека при его «общении» со средствами коммуникации, тем меньше для него вероятность впасть в оцепенение от «расширившихся вовне» возможностей.

Опасность впадения в «нарциссический транс» усугубляется ещё одним явлением, о котором предупреждал Маклюэн: «… средства коммуникации, или расширения человека, являются силами, действующими «внезапно», а не «продуманно»» . Их неожиданное наступление поначалу не встречает активного противодействия человека, находящегося в состоянии оцепенения: «Вместе с электрической, а равно и любой другой технологией вступает в действие принцип оцепенения. Когда наша центральная нервная система расширяется и ставится под удар, мы вынуждены вводить её в оцепенение, иначе мы умрём…Со стратегическим погружением нашей центральной нервной системы в состояние оцепенения задачи осознания и сознательного упорядочения переносятся в физическую жизнь человека, вследствие чего он впервые сознаёт технологию как расширение своего физического тела» . Помня эти предостережения Маклюэна, мы должны понимать, что наиболее слабым звеном в истории становления средств коммуникации всегда оставался человек, который эти средства «запустил» и, получив новые технические возможности, от них же первый и пострадал – на уровне нервной системы, психики, интеллекта – всей жизни. Однако спасение приходит неожиданно и заключается оно в процессе, который Маклюэн назвал гибридным смешением, встречей двух средств коммуникации, дающих рождение новой форме, «и это вырывает нас из объятий Нарцисса-наркоза. Момент встречи средств коммуникации – это момент свободы и вызволения из обыденного транса и оцепенения, которые были навязаны этими средствами нашим органам чувств» .

Маклюэн называл компьютерный период электрической эпохи Эпохой Информации и программной продукции , может быть, не вкладывая в эти слова современные нам понятия, однако отмечая возрастание роли интеллектуальной составляющей в жизни общества: «По мере возрастания уровня циркуляции электрической информации едва ли не каждый тип сырья сможет обслуживать любую потребность или функцию, всё более втягивая интеллектуала в такую роль, как социальное управление и развитие производства» [там же].

Предвидение Маклюэна, рассматривавшего компьютер как интеллектуальное средство коммуникации, способное повлиять на сознание человека, впервые появилось в середине 60-х годов на страницах его книги. По крайней мере, такое ожидание использования компьютера было характерным на первом этапе «оцепенения» человечества от силы новых технологий: «Любой процесс, приближаясь к мгновенной взаимосвязи тотального поля, стремится выйти на уровень осознанного понимания, вследствие чего возникает иллюзия, что компьютеры «мыслят». На самом деле они в настоящее время в высокой степени специализированы, и им ещё недостаёт того полного процесса взаимодействия, которым создаётся сознание. Очевидно, их можно заставить симулировать процесс сознания так же, как ныне начинают симулировать состояние нашей центральной нервной системы наши электрические глобальные сети. Однако сознательным был бы … только тот компьютер, который служил бы таким же расширением нашего сознания, каким является телескоп для наших глаз…» .

Компьютерную эпоху Маклюэн назвал финальной стадией расширения человека вовне, стадией «технологической симуляции сознания, когда творческий процесс познания будет коллективно и корпоративно расширен до масштабов всего человеческого общества примерно также, как ранее благодаря различным средствам коммуникации были расширены вовне наши чувства и наши нервы» . Здесь учёный подчёркивает разницу между прежними средствами коммуникации и интеллектуальным средством, компьютером, которая состоит в том, что создаваемые им расширения человека затрагивают уже не чувства и нервы, а сознание человека, его интеллект. И это «вовлекает нас в жизнь всего человечества и вживляет в нас весь человеческий род, мы вынуждены глубоко участвовать в последствиях каждого своего действия» [там же].

Это послание, вернее, предостережение Маклюэна касается ответственности человека за свои действия в информационном обществе, когда «уплотненный силой электричества, земной шар теперь – не более чем деревня…» . Учёный отмечает, что главной особенностью электронной эпохи (он называет ей электрической) является то, что она создаёт глобальную сеть, во многом похожую по своему характеру на центральную нервную систему человека. Эта сеть конструирует единое «поле опыта» , создавая таким образом «коллективное сознание», что в современном понимании означает особую форму интеллекта, «присущего группе с коллективным опытом и талантами, с коллективным обучением, с сотрудничеством, с коллективной памятью» .

В эпоху телефона, радио, телевидения средства коммуникации не могли выступать такой объединяющей силой, которую они обрели в век глобальной коммуникации, построенной на основе цифровых технологий. Когда скорость доступа к информационным ресурсам в любой точке земного шара из любой другой точки, включённых в глобальную компьютерную сеть, стала зависеть лишь от наличия технических средств и доброй воли пользователя, мир действительно превратился в единое информационное пространство. Его появление смог предсказать только один человек на Земле, причём весьма далёкий от электроники и вычислительной техники. Этим человеком был Маршалл Маклюэн, профессор филологии Торонтского Университета из Канады.

Таким ключевым для современного человека понятиям, как «глобальная сеть», «глобальная деревня», «коллективное сознание», мы обязаны Маршаллу Маклюэну, написавшему о них задолго до рождения Интернета, информационного общества и эпохи глобальной коммуникации. В своих исследованиях он наметил пути дальнейшего развития средств коммуникации, предостерёг нас от возможных ошибок при «общении» с ними, подарил массу идей, которые при разумной реализации помогут человеку добиться гармонии с монстром, рождённым современными технологиями, – информационным обществом. Только пережив собой, «своей кожей», тяжесть силы и слабости новых технологий, выйдя из оцепенения и получив от них продолжение наших органов чувств и нашего сознания, мы, подобно Маклюэну, можем воскликнуть: «В электрическую <читай – электронную>эпоху мы как свою кожу носим на себе всё человечество »!

Литература
1. Корню Б. Новые задачи образования в обществе знания // Информатика и образование. – 2007. № 3.
2. Маклюэн Г. М. Понимание Медиа: Внешние расширения человека / Пер. с англ. В Николаева; Закл. ст. М.Вавилова. – 2-е изд. – М.: «Гиперборея», «Кучково поле», 2007. – 464 с.
3. Проблемы современного информационного общества: предпосылки, достижения, перспективы. Комментарии и рекомендации советника целевой группы ООН по информационным и коммуникационным технологиям А.В. Короткова. Выпуск № 6А. – М.: Агентство (ЗАО) «БиблиотечкаРГ», 2006 . – 96 с.
4. McLuhan, Marshall. Understanding Media: The Extensions of Man; 1st Ed. NY: McGrawHill, 1964. – 359 p.


Эл. почта: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

The author’s profile
Olga Maksimovna Korchazhkina
Ph.D. (radio-physics and electronics)
Senior researcher
Research Institute of Capital-City Education (Moscow City Pedagogical University)

E-mail address: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.